Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

- Да что с тобой происходит, черт подери?! Ты как сомнамбула!

- А с тобой что происходит? - в ответ спросила я. В последнее время с Гарри и впрямь творилось что-то неладное: все чаще я слышала от него странные, пугающие меня рассуждения, - например, вот уже несколько раз он серьезным тоном знатока принимался утверждать, что, дескать, моя аура «свищет, как незаклеенное стекло» и что меня «не иначе как сглазили». А тут еще вот что отчебучил: заставил Анну обрезать ее роскошные волосы под самый корешок (и хорошо еще, что меня об этом предупредил!), мотивируя тем, что, дескать, не может больше выносить приставших к ним грязных взглядов, прикосновений, мыслей и помыслов некоего профессора, выглядящих - если смотреть на них третьим глазом - как отвратительные липкие комья и сталактиты дерьма. Бедняжка Анна, ни минуты не сомневаясь в аномальных Гарриных способностях (и даже свято в них веруя!), с готовностью повиновалась, утратив, по моим прикидкам, не менее семидесяти процентов своей прелести, - после чего Гарри, вымочив осиротевшие русалочьи волосы-водоросли в тазу с «Тайдом» и хлоркой, а потом как следует просушив феном, заложил их в основу очередной фамильной подушки-думки. Тех, кто был в курсе его семейных традиций, это логически наводило на захватывающую мысль о том, что дело идет к свадьбе.

3

Еще в первые дни Владова отъезда я прибегла к извечному способу самоутешения бедолаг, обреченных на томительное ожидание. Вычертив на большом куске ватмана таблицу - семь граф поперек, пять вдоль! - я украсила ее числами, каждое с причудливыми завитушками и финтифлюшками, а клеточки выходных дней еще и закрасила алым маркером; этот великолепный календарь я повесила над изголовьем своей кровати… и время пошло. Ежевечерне - не припомню, чтобы я хоть раз пропустила этот важнейший ритуал! - я зачеркивала одну из клеток аккуратным черным крестом: таким образом, казалось мне, я убиваю время разлуки, приближая нашу с Владом счастливую встречу. Но это плохо помогало, дни, хоть и расцвеченные веселыми кислотными оттенками, все равно походили друг на друга, словно человеческие лица - и тянулись, тянулись мучительно долго…

Я устроила себе маленькое торжество, когда в один прекрасный день количество «похеренных» клеток в моем календаре сравнялось с числом нетронутых; праздник этот был снабжен всей необходимой атрибутикой - дорогие сигареты с ментолом, бутылка «Токайского», небольшой самодельный плакат на стене: «Ура! Сегодня - Пиковый День!!!». Черный кофе с лимоном и ликером и торт «Прага» удачно ознаменовали Праздник Вступления в Последний Недельный Цикл; Великая Трехдневка заслужила похода в парикмахерскую, а Всего Лишь Сутки - покупки нового, перламутрового лака для ногтей. Ну, а когда, наконец, в календаре осталась незачеркнутой только одна, последняя, клетка - Возвращение Владулая, - мне и раздумывать не пришлось: цветы, конечно же, цветы!..

Поздняя осень - неблагодарное время для выражения чувств к человеку намного старше себя: везде так и чудится недобрый намек. Ох, и пришлось же мне в то утро попотеть в маленьком цветочном павильончике близ метро «Чистые пруды»! Изо всех углов на меня мрачно глядели… нет, не цветы - замаскированные лики старости и смерти; я чуть не психанула, ища чего-нибудь понейтральнее. Пожалуй, Владу подошел бы гладиолус - такой же стройный, статный, суровый и седоголовый; но все-таки он был уж слишком осенним цветком, сам вид которого, казалось, говорил о кончине лета, приближении зимы, близком прощании, торжественной печали; гладиолус пришлось отвергнуть. Еще хуже были астры - кладбищенские звезды, пахнущие крематорием; под стать им пышные белые хризантемы и - вне всякого сомнения! - маргаритки. Гвоздики были бы, в общем, еще ничего, так себе - вот только их демонстративно-революционный имидж все портил: эдакое «как молоды мы были…». Что нам оставалось? Только розы - приятные во всех отношениях, кроме одного: как сказал бы Гарри, «такая дороговизна!»

Устроив смотр своим скудным, сэкономленным на студенческих завтраках финансам, я с радостью обнаружила, что их как раз хватает на два цветка - любой окраски, любой степени распущенности. Тут уж мне стало совсем тошно. А что, пожалуй, это было бы круто - подарить старому профессору четное количество роз!!! Пришлось взять одну - красивую, сильную, шипастую, с длинным толстым стеблем и еще не начавшим раскрываться алым бутоном (малодушная перестраховка, вызванная возникшим в последний момент опасением - вдруг цветок увянет слишком рано и тем самым напомнит профессору о стремительно убегающих годах?!). Зато уж на упаковке и прочих прибамбасиках - таких, как спиралевидно закрученная золотистая лента и декоративная укропная растительность - я оттянулась в полной мере: все это стоило дешево и, кажется, не таило в себе никакого подвоха. Веселая толстая блондинистая цветошница , профессионально придавшая растению презентабельный вид, с приветливой улыбкой предположила, что у меня сегодня «не иначе как экзамен»; что ж, отчасти она была права, - роза моя и впрямь предназначалась преподавателю...