Unknown - [Zamaleev A.F.] Lekcii po istorii russkoi filosofi(BookFi.org)

118

всецелости со всеми своими азиатскими владениями, это целый мир особой жизни, особый государственный мир, не нашедший еще себе своеобразного стиля культурной государственности". Он вместе с тем воздерживался от каких бы то ни было прогнозов в плане будущности русско-азиатской цивилизации. И вовсе не из боязни прослыть фантастом или утопистом; просто Леонтьев принципиально не был способен на положительное творчество. Его стихия - борьба, конфронтация, он вообще мыслил только в категориях трезвого реализма, утверждающего исключительно охранительную тенденцию.

Леонтьев, более всего страшившийся эгалитарного прогресса, в первую очередь стремился избежать повторения западного пути. С этой целью он предлагал "подморозить Россию, чтобы она не жила", т.е. застыла в существующем виде до лучших времен. "Пора учиться делать реакцию", заявлял идеолог консерватизма. Знаменем реакции провозглашался византизм как абсолютный антипод европеизма. Византизм, по мнению Леонтьева, воспитал русский царизм, сплотил "в одно тело полудикую Русь", дал ей силу "перенести татарский погром и долгое данничество". С помощью византизма Россия выстояла в борьбе с Польшей, Швецией, Францией и Турцией. "Под его знаменем, если мы будем ему верны, - утверждал он, - мы, конечно, будем в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы, если бы она, разрушивши у себя все благородное, осилилась когда-нибудь и нам предписать гниль и смрад своих новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости!" Именно "византийской выправке" обязан русский народ своим церковным чувством и покорностью властям. Византийский дух и византийские влияния насквозь пронизывают весь великорусский общественный организм. Византизм в государстве есть монархизм, который служит единственным организующим началом общественной жизни, главным орудием политической дисциплины. Нельзя сохранить Россию, подвергая опасности существование монархии, отвращая народ от самодержавного авторитета. "Практическая мудрость народа, - писал Леонтьев, - состоит именно в том, чтобы не искать политической власти, чтобы как можно менее мешаться в общегосударственные дела. Чем ограниченнее круг людей, мешающихся в политику, тем эта политика тверже, толковее, тем самым люди даже всегда приятнее, умнее". В нем была сильна славянофильская закваска - и ему не хотелось, чтобы русский народ государствовал, занимался политикой.

Чтобы приостановить "таяние" России, необходимы ретроградные меры. "Надо уметь властвовать беззастенчиво!" Для этого следует держать народ в повиновении. Лучше всего, когда он непросвещен. Если позволить ему увлечься науками, исчезнет его "национальное своеобразие". Власть должна всячески противодействовать народному образованию. Если Россия сопротивлялась еще сколько-нибудь успешно "духу времени", то этим она до известной степени обязана безграмотности русского народа. "Надо, чтобы нам не испортили эту роскошную почву, прикасаясь к которой мы сами всякий раз чувствуем в себе

119

новые силы". Тут особенно важна роль православия как существенного компонента византизма. Нечего сентиментальничать о христианстве, изображая его религией любви, одной любви без страха: это христианство "на розовой водице" ничего не имеет общего с христианством настоящим, "христианством монахов и мужиков, просвирень и прежних набожных дворян". Оттого "в наше время, - резюмировал Леонтьев, - основание сносного монастыря полезнее учреждения двух университетов и целой сотни реальных училищ". Мало кто из русских мыслителей, даже самых консервативных убеждений, решался столь откровенно и безаппеляционно заявлять о своей приверженности политическому обскурантизму. Леонтьев в этом отношении представлял до некоторой степени психологическую загадку, заставлявшую видеть в нем много "нерусских черт, чуждых русскому чувству жизни, русскому характеру, русскому миросозерцанию" [ Н.А. Бердяев ].

3. Официальный монархизм . Усиление консервативно-монархического направления во многом отразило "попытку создать альтернативу страшному призраку "нового человека" Чернышевского, представшему перед русским обществом" [ Р. Пайпс ]. Убийство народовольцами императора Александра II (1 марта 1881 г.) вывело из либерального оцепенения правящий класс, побудив его всеми мерами противодействовать "революционным попыткам". На стороне монархии выступили такие крупные идеологи пореформенной эпохи, как М.Н. Катков, К.П. Победоносцев и Л.А. Тихомиров.