Иртенина Наталья - Культурный слой

Мы посидели еще часок, потом загасили костер, шмотки свои спрятали в траве – до утра собирались вернуться сюда. На дело шли легкой рысцой. Трое недоумков, решившие немножко пограбить Цивилизацию. Она-то нас грабит – уже сколько центнеров культурного слоя состригла? Хоть и древний, а все равно ценный, на вес золота. В нем картошку выращивать можно. А мы им от щедрот наших – даром. Так что – взаимообразно. Никакие принципы не страдают – ни мои, ни рыночные.

Проникнуть в зону действительно оказалось до тупости просто. Законопослушным и цивилизованным юшникам такой способ даже в ночных кошмарах привидеться не мог. Они думают – натянули металлическую сетку на столбы и можно не тратиться на усиленную охрану. Поучились бы вы у нас, ребята, как собственность сторожить. Если бы тут стояла охрана из наших, я бы ни за какие деньги не полез. Мне моя жизнь и здоровье дороже.

А то, что ночью парни приперлись в зону обарахляться, – это даже здесь никого удивить не может. На стройке неудачники и отбросы со всего ареала работают. Им такая жизнь изумительна до хронического пучеглазия. И чтобы все это не развеялось как дым, им нужно в любое время суток на ощупь убеждаться – рай настоящий. Только приходить надо со своими фонарями – освещение ночью только у ворот.

В общем, мы вошли и под покровом ночи откопали возле девятнадцатого столба клад. Четыре увесистых, брякающих мешка. Два из них мы все-таки успели перебросить. Второй чуть не убил Валуя, и без того чуток пришибленного на голову. Он с испугу заорал, а потом принялся омерзительно стонать на всю округу. Контузило, видимо. Тут же от ворот понеслись вопли, залились караульные свистки, дружно потопал целый взвод ног. Жуткое дело. Клин бросил мешок и по-собачьи прыгнул в сторону. «Сыпанулись, б…» – все что я услышал от него на прощанье. После этого из темноты раздались странные звуки, как будто кто-то там усердно перетряхивал слой.

Я тоже не стал ждать продолжения и сразу включил первую скорость. Впереди, метрах в ста, горели огни на воротах. Я не рассчитывал, как мне проскочить, и не надеялся на везение – просто знал, что сделаю это. Овердоза адреналина скромности не научит. Ноги разъезжались в рыхлом слое, я бежал вприпрыжку. На полном ходу меня догнала мысль: Клин, волчина облезлый, закопался в слой, вот что это были за звуки. Вдруг стало светло, как днем. По периметру каскадом вспыхивали факелы. В воротах столпились охранники, человек пять. Меня это не остановило, я бы на голом кураже прошел сквозь них. Но тут под ногу очень неудачно подвернулась какая-то дрянь, и я рыбкой нырнул прямо в руки моим ловцам. Они для надежности навалились на меня кучей и стали вязать. Видно, страшен я им был в своем неистовом стихийном порыве.

Бить они меня не били, помяли только немного. Связали руки, стали устрашающе орать на меня – чтобы испугался и описался, почувствовал себя маленьким гаденышем перед лицом великой и могучей Цивилизации, на которую покусился. А мне от их детских наскоков только скучно стало. Подумаешь, диверсанта поймали. Мешок цивилизованных ценностей хотел спереть.

Привели Валуя, тоже связанного, с разбегающимися от контузии глазами. Вместе с ним приволокли те два переброшенных мешка. Трое охранников остались нас сторожить, дубинками для виду помахивая. Остальные повалили в зону, искать другие следы преступления. Всех, кто там был, кроме нас с Клином, – человек восемь – согнали в кучу, начали пропуска проверять. Оставшиеся мешки наши отыскали быстро. После еще раз прошлись по зоне, прошерстили всю. Клина не откопали. Я потом думал, как он ушел. Охрану той же ночью усилили, на входе и выходе строгий режим ввели. Они ведь так и не поняли, каким образом я просочился в зону. Решили, через забор прилетел или в ворота прокрался на отвлекающем маневре. А Клин, я думаю, отлежался и следующей ночью прокопал в слое ход под забором. Может, по пути еще и карманы набил банками с икрой.

Меня и Валуя по-быстрому, без лишних церемоний судили за преступление против рынка. Приговорили к двум годам исправительно-воспитательных работ на строительстве Дворца Свободы. После суда нас отвели на дикую землю, дали лопаты и велели рыть ямы. В этих ямах – метр на полтора, глубина в рост – нас и поселили, каждого в своей. Выдали по одеялу, на ночь сверху ямы накрывали металлической сеткой и досками, на которых дрыхли охранники. А днем мы с самого ранья и до темноты утаптывали культурный слой на фундаменте Всемирного центра. Работа несложная, но тупая, психологически выматывала неописуемо. Такой бесконечной, сумасшедшей тоски и одиночества мне еще никогда не приходилось испытывать. Фактически мы были рабами. Вольнонаемные, среди них, кстати, было много наших, причем большинство – самый настоящий отброс, смотрели на нас как на дерьмо. Брезговали заговаривать, Валую, маявшемуся без курева, обсосанного бычка не оставляли. Охранники наши, два ухмыляющихся цивилизованных кретина, один из которых негр, таскались за нами по всей стройплощадке, разве что не на веревке держали. Кормежка, конечно, была трехразовая, о здоровье рабочей силы они заботились. Как только я не помер от этой нежной заботы, не знаю. По-моему, это был перепревший культурный слой, варенный с ударной дозой специй.