Andrew - o 8b191ad8675a2039

дурманом – взяв, что в руки, она сразу это и роняла, не слышала, что ей говорят, и все

смотрела, смотрела в жаркое майское небо, где вереницей шли белые, ровно сахарные

облака.

Федора Вельяминова она заприметила давно – поди не увидь этакого медведя, на голову

выше и вдвое шире в плечах, чем большинство остальных бояр. Изредка, на богослужениях,

она бросала на него быстрые взгляды из-под ресниц, и сразу чувствовала, как алеют у нее

щеки – нравился ей боярин Федор, ох как нравился!

Был он совсем не похож на покойного Васю Тучкова – невысокого, худощавого, с льняными

северными волосами. С Васей Феодосия была знакома с детства, и все было понятно, что,

войдя в возраст, они повенчаются – понимали они друг друга с полуслова, - мягкие, чуть

нелюдимые, улыбчивые, ровно и не муж с женой, а брат с сестрой.

И любились они с Васей так же – спокойно и нежно, и не ведалось Федосье, что есть на

свете любовь иная. Сейчас же, глядя исподволь на Федора, она чувствовала, как тяжелеет у

нее высокая грудь, раскрываются и влажнеют губы и перехватывает дыхание. Было это

совсем по-иному, чем с покойным мужем, и Феодосия страшилась, и одновременно

тянулась к этому, еще неведомому ей, чувству.

Прасковья Воронцова долго думала, как бы устроить свидание Федора с Феодосией.

Пригласить к себе сродственника она могла в любой день – на то он и сродственник, но вот

как бы Феодосии оказаться в то же время в усадьбе Воронцовых? Хоть и вдовела боярыня,

но была молодой и бездетной - невместно ей было одной ездить по Москве.

- Ох, боюсь, придется боярину Федору засылать сваху, - сказала Прасковья озабоченно,

снимая тяжелую, надоевшую за день кику, и встряхивая гладкими, до пояса, угольно-

черными власами. «А Федосья Никитична, пожалуй, и упрется, аки ослица валаамова – как

же, мол, сватать, не поговорив вперед с невестой? Вот же несговорчивый они народ,

новгородцы-то».

- Ну, - усмешливо сказал Михаил, уже лежавший на постели, - помнится мне, одна боярышня

с глазами васильковыми точно так же когда-то уперлась. Не хочу, мол, не поговоривши-то. И

что же – посадили молодца и девицу рядом, девица взор в пол как устремила, так и не

взглянула на молодца ни разу.

-Смотрела я на тебя, - рассмеялась Прасковья, - исподтишка только. А ты тоже, конечно,

герой был – хоть бы полсловечка вымолвил».

- Поди тут что вымолви, когда рядом такая краса неописанная, - Михаил привлек к себя

севшую рядом Прасковью и зарылся лицом в ее распущенные волосы. «Я и сейчас-то

иногда теряюсь, на тебя глядя».

- Ну, Феодосия-то не я, - Прасковья удовлетворенно вытянулась рядом с мужем, - эта за

словом в карман не полезет».

В конце концов, именно Михаил, слушая размышления жены, вдруг сказал: «Да чего проще-

то! Петины именины на носу, мы с тобой поедем к Федосьиным родственникам, заберем ее и

потом привезем обратно. Не о чем-то будет слухи распускать, буде даже если кто захочет».

Так и оказалось. Сидя в закрытом возке, Прасковья Воронцова смотрела на Феодосию – она

то крутила на пальце выбившийся из-под кики льняной локон, то перебирала подол опашеня,

то пристукивала об пол мягкой сафьяновой туфлей.

- Что-то, боярыня, мнится мне, кровь твоя северная, холодная, быстрее течь стала? –

усмехнулась Воронцова. «Али я неправа?»

- Что? А? – будто очнулась Феодосия.

Прасковья только махнула рукой – толку от боярыни Тучковой сейчас было мало.

На Петиных именинах все, как полагается, сидели чинно и раздельно – мужчины от женщин.

После обеда, когда гости стали подниматься ехать по домам, Прасковья за каким-то

надуманным делом увела Феодосию в женские горницы.

- Ну, все, - сказала она, прислушиваясь, - вроде все уехали. Можно и идти.

Феодосия сидела у ларца с хозяйскими драгоценностями и бездумно пропускала сквозь

пальцы жемчужное ожерелье.

- Уже? – вдруг очнулась она и покраснела, - вся, до кончиков нежных ушей. «Да как же это

будет- то?»

- Хотела ж сама, чтоб с тобой говорили, - ворчливо ответила Прасковья, подталкивая

боярыню к лестнице. «Так вот и говори».

Федор Вельяминов сидел в крестовой горнице, не слушая и не слыша того, что говорил ему

боярин Воронцов.

С тех пор, как Прасковья, ровно бы невзначай, обронила ему: «Сказывала мне намедни

Феодосия Тучкова, что не прочь с тобой встретиться», - жизнь его, до той поры

размеренная и пресная, наполненная царской службой и домашними заботами, будто бы