Andrew - o 8b191ad8675a2039

-Нет! – закричала Маша и упала на колени. «Не надо, я все скажу, все!».

Девочка проснулась, и, ощупывая кровоточащую царапину, испуганно зарыдала.

-Пожалуйста, - сказала Маша, потянувшись к ней. «Пожалуйста, государь...»

-Кто отец? – безразлично спросил Иван Васильевич, пряча кинжал.

Маша, вытирая слезы со щек, что-то пробормотала.

-Ах вот как? – поднял бровь царь. «Ну, сбирай чадо, поехали. И кровь ей вытри, впрочем, она

вон, видишь, успокоилась уже».

Женщина вдруг горько, отчаянно зарыдала.

-Ну, - велел царь, давая ее хорошего пинка под ребра, - что застыла-то? Вот же – уж в чем-

чем, а в блядстве бабы Старицкие никогда замечены не были. А ты, - смотри-ка, - ровно и не

дочь матери своей. Бери дитя, одевай его».

-А вещи, государь? – прошептала Маша.

Тот расхохотался. «Барахло твое оставь – там оно тебе не понадобится».

Юродивый, тяжело дыша, вбежал в кабак. Целовальник угрожающе приподнялся: «А ну вон

пошел, тут чистая публика!».

Василий, не обращая внимания на него, наклонился к уху Матвея. «Куда?», - тот побледнел

и оглянулся вокруг. «Коня мне, быстро! А, пропади все пропадом!».

Вельяминов выбежал на улицу, и, обнажив саблю, - народ попятился, - стащил с седла

первого проезжавшего мимо боярского сынка.

-Что ж ты, сука! –заорал тот, барахтаясь в растоптанном, навозном снегу, так и не отпуская

поводья. Матвей быстро рубанул ему по пальцам, - кровь брызнула яркой, дымящейся

струей. Вельяминов вскочил в седло, и, наклонившись, прошептал парню: «А потому что

коли Белый Сокол чего хочет – так он это берет, понял?»

Он пришпорил коня, и во весь опор понесся вниз, к Варварке.

-Белый Сокол! – пронеслось в толпе, сгрудившейся вокруг рыдающего парня. «Белый Сокол

на Москве!».

Стрельцы, что стояли у ворот усадьбы, похватав оружие, было кинулись за конем, но

всадник уже исчез за поворотом.

Щербатый, гремя веригами, оскальзываясь босыми ногами по снегу, побежал вслед за

Матвеем.

-Марфа, ну, правда, я уже встать могу, - Петя зевнул и, перевернувшись на бок, поймал жену

за руку. «Иди сюда».

Она отложила стопку одежды и присела на ложе. «Все равно, - озабоченно сказала жена,

нахмурившись, - побыл бы ты еще в постели».

-Да я тут пятый день, - Петя обвел рукой разбросанные по ложу бумаги, книги и перо с

чернильницей. «Гонцы уже забегались-то – с Воздвиженки на Варварку и обратно. Обещаю,

на коня не сяду, никуда ездить не буду, по дому-то дай мне походить, с детьми

позаниматься. Как мальчик? – Петя вдруг наклонился и прижался к животу Марфы.

«Толкается», - ласково сказал он. «Когда тебе срок?».

-Недели через две, - Марфа улыбнулась и вдруг строго сказала: «А ну не смей! Нельзя тебе

этого, Петька!»

Муж убрал руку и пробормотал: «Да я бы тихо».

-Тихо у тебя никогда не получалось, - ядовито ответила Марфа, - даже во время оно, у

костра, если помнишь.

-Еще, - велел он Марфе, которая только и могла, что положить ему голову на плечо и

глубоко, часто дышать.

-Да сколько ж можно, - простонала она. «Я завтра в седло не сяду!».

-На руках тебя понесу, - усмехнулся муж. «Я тебя год не видел, Марфа, мне сейчас не ночь

единая нужна, а неделю с тобой с ложа не вставать».

-Хорошо ложе, - пробормотала Марфа, оглядывая расстеленный на земле армяк.

-Как по мне, коли ты рядом, и это сойдет, - ответил Петя, ласково переворачивая ее на бок.

«Вот так», - прошептал он. «Вот так, Марфа, и так всегда будет, покуда живы мы».

-А завтра ночью тоже? – она застонала, вцепившись пальцами в его руку.

-Каждую, - шепнул Петя. «Каждую ночь, что мы вместе, слышишь?».

-Потом, - ласково сказала Марфа, целуя мужа. «Правда, Петька, нельзя тебе сейчас ни

волноваться, и ничего другого нельзя. Вставать – вставай, пиши, считай, читай – это,

пожалуйста».

Петя тут же вскочил с постели и стал одеваться. «Тише, тише, - велела Марфа, - не

наклоняйся, я тебе помогу».

Он усмехнулся, погладив жену по бронзовым, неприкрытым по-домашнему, косам: «А ты на

сносях, дорогая, тебе бы тоже поосторожней надо быть».

-Это у меня четвертый, - распрямляясь, сказала Марфа. «Так что я привычная. Ну пойдем к

трапезе, дети соскучились-то по тебе».

-Батюшка, а тебе лучше уже? – спросили в один голос двойняшки, карабкаясь на колени к

отцу. Лиза села на ручку кресла и пристроила голову ему на плечо.

-Лучше, лучше, - улыбнулся Петя, целуя девочек, что обняли его с обеих сторон. Он вдыхал

сладкий, детский запах и вдруг сказал себе: «Господи, и правда, ну хватит мне семью-то