Andrew - o 8b191ad8675a2039

и никого сюда не впускать».

-Так и надо, - одобрил Матвей, и, не убирая сабли, подошел к Маше Старицкой. Та, все еще

стоя на коленях, расплакалась: «Матвей Федорович!»

-Ты что же, сучка, честного мужика позоришь? – Матвей небрежно ударил ее по щеке. «Петр

Михайлович и пальцем тебя не трогал, боле того, он тебя, аки кошку блудливую, из своей

опочивальни выгнал, не помнишь, что ли?».

-Простите, - Маша подползла к Марфе. «Простите, Марфа Федоровна!».

-У мужа моего прощения проси, дрянь, - резко сказала та, не глядя вниз.

-Герр Питер! – отчаянно закричала Маша. «Я не хотела...»

-Не хотела, а оболгала, - Матвей усмехнулся. «А что ты потом, в ту же ночь, под меня легла,

и еще две недели опосля этого ложилась каждый день, - это ты тоже забыла?».

-Я вас любила! – разрыдалась Маша. «Правда!».

Ребенок, которого Иван Васильевич посадил на лавку, горько, отчаянно плакал. Матвей

вдруг сунул Пете саблю: «Подержи-ка, братец».

Он поднял девочку на руки и ласково поцеловал в щечку. «Ну, прощай, дочка», - сказал

Матвей. Дитя вдруг затихло, и Вельяминов погладил ее по золотистым локонам. «Похожа ты

на меня, Марья Матвеевна», - улыбаясь, проговорил мужчина.

-На кол сядешь, Матвей Федорович,- жестко сказал царь. «Хоша и друг мне ты, и все

остальное».

Матвей вздернул красивую бровь. «Да я и не сомневался, Иван Васильевич, ты ж у нас

мужик боязливый, за престол царей московских волнуешься. А чем я не регент? – он

внезапно рассмеялся. «Да и кровь у меня не хуже твоей, я варяжских князей прямой

потомок, по батюшке, и византийских правителей – по матушке моей».

-Ты мне свое родословие в Разбойном Приказе на дыбе будешь перечислять, сука, - зло

сказал государь. «Вот же вы, Вельяминовы, если служите, - то до конца, до смертного часа,

а уж если предаете – так тоже с потрохами».

-По-другому не обучен, - Матвей передал успокоившегося ребенка Пете и взял саблю.

-Положи, - тяжело сказал царь, и, прошагав к двери, распахнув ее, крикнул: «Все сюда! И

клещи с конюшни принесите, найдите какие-нибудь!».

-Нет, нет..., - забилась на полу Маша. «Нет, не надо, прошу вас, не надо! Марфа

Федоровна!», - отчаянно закричала она.

Марфа смотрела поверх ее головы – на Петю. Тот морщился, растирая левую руку.

- Матвей Федорович, - Маша валялась на полу. «Пожалуйста!».

-Я, дорогая моя, отсюда прямиком на кол у Троицкой церкви отправляюсь, - улыбнулся

Матвей, которому стрельцы связывали руки. «Вон, Петра Михайловича проси, хоша ты его и

семью его чуть на казнь не обрекла, однако он у нас мужик добрый».

-Петр Михайлович, - косы Маши растрепались, - я не..., - она растянулась ничком на полу.

-Вот что, государь, - тихо сказал Воронцов, - у себя в Кремле, али в Разбойном приказе что

хотите, то и делайте. А здесь мой дом, и никому тут резать языки я не позволю.

Царь тяжело, долго молчал.

-Думал я, - наконец, сказал он, - что у вас Степан Михайлович один такой был бесстрашный.

А ты, Петр, как я посмотрю, тоже ничего не боишься. Здесь моя земля, что хочу, то и творю! -

заорал царь.

-Да уж оно и видно, - ядовито заметил Матвей, усмехнувшись.

Царь вдруг сорвал с пальца алмазный перстень и бросил Пете: «Ты уж не держи на меня

зла, Петр Михайлович, ошибка с тобой вышла».

Кольцо прокатилось по полу горницы, переворачиваясь, и застыло у ног Воронцова. Тот

даже не потянулся поднять его.

-Этих двоих, - царь указал на Машу и Матвея, - в Разбойный приказ. Я следом приеду.

Маша застонала – низко, горько, отбиваясь от стрельцов. «А ну тихо», - приказал царь,

перетянув ее плетью по спине.

Матвей внезапно обернулся на пороге и коротко сказал: «Марфа».

Та кивнула, глядя в ореховые глаза брата и, чуть улыбнувшись, проговорила: «Да хранит

тебя Господь».

-А эту куда? – спросил начальник караула, глядя на тихо плачущее дитя. Девочка потерла

синие глазки и горестно сказала: «Мама! Где мама?»

-В прорубь суньте, и вся недолга, - распорядился царь, и подошел к Пете: «Дай ее сюда».

-Государь, - тихо сказала Марфа, - в монастырь ее отправь, вместе с матерью, зачем грех на

душу брать, то ж дитя невинное?».

-Она мне еще советовать будет, - царь посмотрел на все еще кровоточащую щеку Марфы.

«Что ты, Марфа Федоровна, смелая, то, я давно знаю, однако ты место свое помни», -

выругался царь.

Марфа стояла, положив руку на живот, чувствуя, как толкается ребенок.

-А если я тебе за жизнь ее, - Вельяминова кивнула на девочку, - в дар кое-что отдам?