Andrew - o 8b191ad8675a2039

было слов таких сказано».

- Так как же не было! - крикнул Башкин вслед женщине. «На смерть ты меня только что

обрекла – сможешь ли сама жить после этого?»

Феодосия, ничего не ответив, пошла по узкой тропинке через цветущий луг, к усадьбе.

Башкин долго смотрел ей в спину – пока не пропала она из виду, - будто и вправду

растворилась в полуденном мареве.

Федор приехал в подмосковную ранним вечером, когда на луга стал наползать туман, а с

реки потянуло сыростью. Он спешился и сам отвел коня в стойло. Тихо было на усадьбе,

ровно и не было никого вокруг. В окне Федосьиной горницы виднелся огонек свечи.

Сама она стояла, прислонившись виском к резному столбику крыльца, с неубранными, по-

домашнему, волосами. Тени залегли под ее глазами, ровно не спала ночь боярыня, и спал

румянец с ее лица. Она теребила тонкими пальцами жемчуга на шее. Федор, раз взглянув

на нее, так и застыл с уздечкой в руке.

- Марфа здорова ли? – ломким, будто не своим голосом спросила Феодосия.

- Все в порядке, - Федор подошел к ней и притянул к себе, прижавшись губами ко лбу. «Не

заболела ли ты сама, а, боярыня? А то сама горячая, а руки холодные, будто лед».

Она взглянула на мужа снизу, и тот поразился – так смотрели на него подранки на охоте,

прежде чем добивали их.

- Есть у меня до тебя разговор, Федор, - сказала Феодосия. «Да только, боюсь, не по душе он

тебе придется».

Они сидели на косогоре над рекой и молчали. Феодосия опустила голову на колени и

смотрела, как медленно наползает закат на заливные луга на том берегу. Брусничный цвет

понизу, сменялся зеленоватым, лиловым, уходил поверху в чернильную темноту ночи, где

уже проглядывали первые звезды.

Федор тяжело вздохнул, и чуть обняв жену за плечи, почувствовал, как слабеет под его

рукой ее напряженное, застывшее тело.

- Не виню я тебя, Феодосия, что ты мне всего не рассказала, - проговорил он. «Сама знаешь,

не таким я был, когда повенчались мы. То есть думал я обо всем этом давно, да вот только

сейчас стал вслух говорить».

- Боялась я, Федя, - женщина внезапно, уткнув лицо в ладони, разрыдалась. Федор

испугался – первый раз видел он жену плачущей, даже когда Марфу рожала она, ни

слезинки не пролила.

- Ах, как я боялась! - продолжила Феодосия. «Я ж с детства одно знала – чужим не

доверяйся, чуть шаг за порог дома – там враги все, только проговоришься, хоть словом

единым – на дыбе повиснешь. И замуж за своего человека вышла.

А тут ты – и не могла я ничего сказать тебе, решишь еще – ведьма я, еретичка, и гореть мне

на костре. Или сам кому проговоришься и под пыткой дни свои закончишь», - она

высморкалась и вытерла рукавом заплаканное, в красных пятнах лицо. «Как же можно

любимого своего на смерть посылать?»

- А любимую как можно? – мягко спросил ее Федор. «Да как же ты, Федосья, могла подумать,

что донесу я на тебя? Ты жена моя, плоть моя, - если больно тебе, то и мне больно, заботит

что тебя – то и мои заботы, до смерти нас Бог соединил».

Феодосия слабо улыбнулась и чуть пожала пальцы мужа.

- А что там тебе Матвей Семенович говорил, - усмехнулся Федор, - так, неужели могу я хоть

на вот столько, - он показал пальцами – на сколько, - в тебе усомниться?

Говорил и говорил, я тебе больше, Федосья, скажу - глядя на тебя, любой голову потеряет.

Так что и не думай даже об этом, забудь».

- А как жить-то теперь будем, Федор? – покусав сухие губы, сглотнув комок в горле, спросила

Феодосия.

- Так как, - он чуть развел руками. «Как жили, так и будем. Только, сдается мне, легче нам

жить станет, хоть ненамного, а легче, прав я, али нет?».

- А как же Марфа? – Феодосия робко прижалась головой к плечу мужа, а тот обнял ее

посильнее.

- А что Марфа? – спросил он усмешливо. «Пока пусть растет, а там посмотрим. Тебе

батюшка твой, когда все рассказал?».

- Да как десять, али одиннадцать мне, было, - вспомнила Феодосия. «Федор, но как, же так?»

- Что? – посмотрел на нее муж.

- То, что я тебе сейчас поведала – за это ж на костер отправляют.

- А ты думаешь, за то, что я Феодосия из тюрьмы монастырской спас, по голове меня

погладят, коли узнают? – хмуро сказал Федор. «Через две недели царь из Кириллова

монастыря на Москву тронется – надо, чтобы к этому времени и духу его тут не было.

Конечно, как по мне, я бы и Матвея Семеновича с ним отправил, да ежели человек сам на

дыбу рвется – оттаскивать я его не буду. А ты мне, Федосья, лучше вот что скажи – раз уж