Andrew - o c24ec28d571a6d65

косточка. «Будто камушек», - подумал татарин. Он шепнул: «Ты завтра начинай собираться-

то, уйдем, пока Кучума нет, как он вернется, далеко уже будем».

Федосья кивнула, и, томно вздохнув, прижалась к нему вся – от стройных, смуглых плеч до

нежных щиколоток. Кутугай опустил руку вниз и улыбнулся – опять она была горячей и

влажной. Девушка застонала, и мужчина тихо сказал, приложив губы к маленькому уху: «Еще

хочу».

Она устроилась удобнее, и Кутугай, держа одну руку у нее на животе, с шумом вздохнул.

«Сладкая ты, - сказал он сквозь зубы. «Самая сладкая!»

Он внезапно приостановился и приподнялся на локте: «Что такое?».

Он успел толкнуть Федосью под кошму и закрыть своим телом, как юрта упала под копытами

коней.

Девушка закричала – истошно, обессилено, и почувствовала, как чьи-то грубые руки срывают

с нее кошму. Она увидела тело Кутугая – с торчащей из спины стрелой. Из раны быстрыми,

злыми толчками лилась кровь.

-Нет, - закричала Федосья. «Нет!»

-Вставай, русская, хан зовет! – кто-то дернул ее за руку.

-Я не пойду! – закричала девушка. «У меня муж есть, не пойду!».

-Этот, что ли, - один из охранников спешился, и подняв голову Кутугая за волосы, - мужчина

еще жил и хрипел разорванными стрелой легкими, - медленно перепилил его шею ножом.

«Был, и нет его».

Кинжал натолкнулся на кость, и охранник, разозлившись, вырвав Кутугаю горло, швырнул

мертвую голову на колени Федосьи. Та, увидев остановившиеся, мертвые глаза, что

смотрели прямо на нее, - потеряла сознание.

-А, вот и подстилка наша, - рыгнул Карача. «Что-то вы долго, - нахмурился Кучум, глядя на

дрожащую от холода, голую девушку, что стояла на коленях, опустив голову.

-Мы там сожгли все, - объяснил охранник, - и ее по дороге в ручей окунули, а то вся в крови

была.

-Встань, повернись, - лениво велел Кучум.

Федосья, закрыв глаза, приказав себе не смотреть на них, выпрямилась во весь рост.

-И вправду носит, - раздался рядом низкий мужской голос. «Но хороша, да. На меня

посмотри!», - велел ей мужчина, и. схватив сильными пальцами за плечо, толкнул вниз, на

кошму. «На колени встань! – приказал он и вдруг замер. В свете свечей он увидел под своей

рукой, на смуглой коже, синее пятнышко.

Он, холодея, наклонился вниз. Девушка глядела на него зелеными, полными слез глазами.

Пятнышко было деревом – маленьким, искусно нанесенным. «Семь, - пробормотал мужчина.

«По семь с каждой стороны».

Он вдруг вспомнил пухлые ручки, что тянулись к нему из перевязи, и нежный, младенческий

голос: «Тятя!»

-Бельчонок, - мужчина быстро закутал Федосью в кошму. «Бедный мой бельчонок!».

-Что такое? – непонимающе спросил сзади Карача и упал на спину, хватаясь за разорванное

кинжалом горло. Кучум было встал, но тут, же опрокинулся, зажимая руками окровавленный,

сломанный нос.

Мужчина спокойно вытащил клинок из шеи умирающего визиря и сказал натянувшей луки

охране: «Кто хоть пальцем ее тронет, живым отсюда не выйдет».

Федосья поежилась от резкого, бьющего в лицо, уже почти зимнего ветра. Над степью

висели крупные, будто орех, белые, холодные звезды.

-Кто ты? – спросила она мужчину, что подсадил ее в седло и устроился сзади.

-Я твой отец, - коротко ответил Тайбохтой, мягко тронув коня.

Эпилог

Западная Сибирь, февраль 1584

-Вот так, бельчонок, так быстрее будет, - Тайбохтой ласково поправил руки дочери, что

держали скребок, и вдруг вспомнил изумрудные глаза Локки, что сидела так же, скрестив

ноги, расправив на коленях шкуру. «Ягод я ей тогда принес, - Тайбохтой подавил вздох. «А

потом на озеро поехали, оттуда бельчонка и привезли».

-Батюшка, а ты мать мою любил? – спросила вдруг Федосья. В чуме было жарко, гудело

пламя костра, и девушка сидела в одном легком, из меха соболя, халате.

Тайбохтой повернул над огнем кусок оленины, и, помолчав, ответил: «Да я, бельчонок, кроме

матери твоей, и не любил никого более. И уж не полюблю, наверное. Женщин брал я,

конечно, и детей они мне рожали, однако…, - он не договорил и, махнув рукой, сняв оленину,

выложил ее на доску.

-Ешь, а то остынет, - ворчливо сказал отец и Федосья, улыбнувшись, отложила скребок.

-Как внук-то мой сегодня? – смешливо спросил Тайбохтой. «Спать тебе дал, или опять всю

ночь проворочался?».

- Федосья, посмотрела на свой низкий, большой живот: «Тихий. Матушка говорила, сие к

родам уже знак».

Тайбохтой подумал и велел: «Ты вот что, давай, одевайся, собирай тут все, чум складывай,