-Ну вот, ему к жене надо было вернуться,- женщина стала накрывать на стол, и Майкл
остановил ее: «Я сам, кузина Мэри. Вы моя гостья, пожалуйста, не надо».
Она посмотрела на его руки и подумала: «И, правда, красавец какой. Мама говорила –
красивее отца и сэра Стивена она мужчин и не видела. И высокий, - шесть футов два дюйма,
наверное, а то и выше».
-Ну вот, - сказал Майкл, наливая ей вина, - я сам не пью, а вы, выпейте, пожалуйста, кузина.
Это хорошее, французское, у нового царя, - он чуть усмехнулся, - дорогие вкусы, говорят, он
уже дополнительные налоги ввел, чтобы покрывать свои расходы. Еще и свадьба его
предстоит, на Москве уже сейчас от поляков не протолкнуться, а приедет еще больше.
Мэри выпила, и с удивлением заметила:
-И, правда, отличное. Дяде Мэтью, - она рассмеялась, - понравилось бы. Он в Копенгаген
поехал, с дочкой своей, теперь там жить будет. А кузина Тео умерла, родами, прошлой
осенью. Она ведь мать Беллы, сестры вашей.
Он вспомнил высокую, темноволосую, зеленоглазую девочку, что играла с ним и Николасом
и подумал: «Ну, конечно, шлюха. Дорогой папа, я смотрю, до конца дней своих ни одной
юбки не пропускал, троюродную племянницу в свою постель уложил, развратник».
-Очень жаль, - тихо сказал Майкл, вслух. «Давайте я за них помолюсь – за кузину Тео, за
мужа вашего покойного».
-Мы ведь даже не знаем, где могила сэра Роберта, - горько, глядя на вечерний, густой туман,
что поднимался над рекой, отозвалась Мэри. «Энни, бедной, так тяжело, она ведь ребенок
еще…
-Вам ведь тоже, - ласково ответил Майкл.
Мэри вдруг, кусая губы, сжав пальцы, отвернулась.
-Вы поплачьте, - Майкл взял ее за руку. «Я помню, как наша матушка умерла, - вы ведь в ту
ночь родились, - мы с Ником плакали, сильно. Нам ведь тогда шесть лет было. И потом, у
папы, на «Святой Марии», тоже плакали – каждую ночь».
-Но ведь он рядом с вами был, - вздохнула Мэри. «Я тоже, - Энни утешаю, но ведь отца ей
уже не вернешь…»
-Рядом, - едва слышно произнес Майкл, вспоминая узкий, темный чулан при камбузе, где
спали они с братом. «Да, рядом, кузина Мэри».
Она вдруг прижалась лицом к его плечу и сдавленно сказала: «Простите. Я сейчас. Так
иногда одиноко…
Майкл погладил короткие, белокурые, мягкие волосы, - от нее пахло дымом, лесом, речной
водой, и нежно ответил: «Я тут, кузина Мэри. Я с вами, я рядом».
Мужчина услышал короткие, сдавленные рыдания и холодно подумал:
-Нет, она в постель прямо сейчас не ляжет, я же вижу, не из таких, осторожная. А было бы
хорошо, конечно, тем более, если она бы забеременела. Сыновья мне нужны. Ладно, где у
нас тут можно повенчаться, поблизости? В Тромсе, да. Вот там и повенчаемся.
-А потом, - сразу в Лондон, - он едва удержался, чтобы не рассмеяться. «К маме под крыло,
так сказать. Лондона, ты у меня, дорогая, до конца дней своих не увидишь, обещаю. Девке
этой ее, Энни, наверняка какое-то наследство после отца осталось. Тоже славно,
пригодится».
Он достал платок и вложил его в тонкие пальцы. Мэри вытерла лицо и улыбнулась:
«Спасибо вам, кузен Майкл, извините меня».
-Ну что вы, - он поцеловал ее руку и поднялся: «Вы ешьте, а я пока воды принесу. И ни о чем
больше не думайте, кузина Мэри, все будет хорошо».
Женщина проводила взглядом прямую спину, широкие, мощные плечи и сказала, глядя на
спокойное, милое, сонное лицо дочери: «Все будет хорошо, Энни, милая. Все закончилось,
теперь все будет хорошо».
-А почему вы не женаты, преподобный отец? – Энни подняла голову, посмотрев на Майкла, и
тут же, покраснев, сказала: «Простите, я не должна была…»
Они стояли на берегу Двины и Майкл, глядя на темную полоску леса напротив, мягко
ответил: «Ничего страшного, милая. А я, - он улыбнулся, - ну, вот, не встретил пока той, с
кем хотел бы повенчаться и жить вместе, до конца дней наших».
-Мне теперь так хорошо, так спокойно, - после недолгого молчания сказала девочка.
«Спасибо, что мы за душу, папы помолились. В их церквях, - Энни презрительно сморщила
нос, - шумно, золота много, иконы эти. Я там не могла ничего делать, неуютно было. А у вас
– уютно.
-Умница, - усмехаясь про себя, подумал Майкл. «А, как доберемся до земли обетованной, -
тебе еще уютнее станет. А если откроешь рот, то отведаешь от Писания, сказано же: «Кто
жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его». Дочь
тоже, разумеется, и еще строже – женщина должна с детства научиться покорности и
Читать дальше