младенцев? И этот тоже – станет обычным врачом».
Старик разлил рубиновое вино в серебряные бокалы, и, взяв свой в крепкую, уверенную
руку, сказал: «Медицина, дорогой мой Уильям, как раз и держится – на обычных врачах. А
мальчик этот, - Фабриций вдруг нежно, ласково улыбнулся, - у него столько за спиной, что я
бы ему и сейчас диплом выдал, да не могу. Ну, давай, - он кивнул на большое блюдо с
мясом, - после обеда займемся трахеотомией, я тут кое-что новое придумал.
Гарвей вдруг замер и сказал: «Я тоже. Помните, то письмо о системе кровообращения, что я
вам посылал?»
-Наши косные и тупологовые ученые, - Фабриций точными, изящными движениями резал
мясо, - тебя распнут, Уильям. Гален же сказал – кровь образуется в печени из пищи и
движется по венам в органы. А кто ты такой, - старик лукаво улыбнулся, - чтобы спорить с
Галеном?
-Гарвей, - сказал англичанин, вскинув упрямый, твердый подбородок, - Уильям Гарвей.
-Овцу я тебе дам, - после долгого молчания заметил старик. «Живую. Покажешь мне все. И
возьмем юношу Горовица в подручные, он умеет держать язык за зубами, не зря, - старик
расхохотался, - он лекарем при бандитах состоял. Он уезжает сегодня, так что ешь быстрее
и пойдем».
-Я только начал, - подумал Гарвей и улыбнулся – Фабриций сидел, прикрыв морщинистые
веки, постукивая длинными пальцами по столу, и, вдруг, сорвавшись с места, принеся
тетрадь и чернильницу, пробормотал: «Ненавижу терять время».
Он начертил, - Гарвей искоса взглянул на лист, - схему вертикальной трахеотомии, и,
захлопнув тетрадь, поторопил его: «Все, тебе еще практиковаться в этом надо, никто, кроме
меня, в Европе такого делать не умеет».
Элияху поднял голову от своих записей, и, чуть покраснев, сказал: «Я все разложил и
зарисовал, вот».
-Иди, поешь, - велел Фабриций, - а потом приведи сюда живую овцу, рынок еще не
разъехался. Деньги у меня в кабинете лежат, ты знаешь, где.
-Овцу? – непонимающе спросил Элияху, вытирая руки.
-Животное, - сочно сказал Фабриций, берясь за тончайший стальной нож. «С копытами, и
шерстью. Оно блеет. Сторожам скажешь, что я разрешил. И быстро, за тобой же на закате
родня заезжает, теперь только в сентябре увидимся».
-Конечно, - закивал юноша, и, сняв передник, - выбежал из театра.
-Бери эмбрион, - скомандовал Фабриций, зажав в зубах серебряную трубочку, - с детьми –
всегда сложнее.
Гарвей уложил выпотрошенный трупик удобнее, и, не отрывая глаз от рук учителя, вдруг
подумал: «Я все ему докажу. Докажу, что кровь в теле постоянно циркулирует по сосудам. И
пусть потом смеются. Я знаю, что я прав».
Элияху сидел у мраморного пьедестала статуи кондотьера Гаттамелатты. В базилике Иль
Санто били к вечерне, над площадью разливались лучи заходящего солнца. Он подпер
подбородок кулаком, и, глядя на заполненную студентами площадь, вдруг подумал:
«Хорошо, что Фабриций разрешил рассказать дяде Иосифу об этом опыте с овцой. Значит,
Гален был неправ, и Аристотель тоже».
Юноша порылся в своей старой, потрепанной кожаной суме, и, достав пачку конвертов,
перетянутых бечевкой, развернул письмо.
Она заговорила с ним – маленькая, прямая, с гордо откинутой назад головой.
-Здравствуй, Элияху Горовиц, - читал он ровные, изящные строки, - занятия у меня идут
хорошо, тетя Мирьям меня хвалит, говорит, что у меня руки ловкие и аккуратные, ну, да ты и
сам это знаешь. Авраам уже бойко читает, и дядя Иосиф его учит писать. Эстер уже стала
разговаривать, ее пока не остановить – все время лепечет. Дедушка и бабушка Кардозо
вздыхают, что ты, наверное, там похудел, обедая у чужих людей, и собираются тебя все
лето откармливать. А я, - он вдруг увидел, как девочка улыбается, - собираюсь с тобой
покататься на лодке, хотя бы один раз. Отдельно пишу список того, что нам надо привезти из
Италии, так что по книжным лавкам тебе тоже придется побегать.
Элияху усмехнулся, и взглянул на стопку томиков рядом с ним. «Четыре года, - подумал он.
«Ну, совсем немного осталось».
Он услышал скрип колес и поднял голову. «Илья Никитич, - огромный, рыжеволосый
мужчина спешился, и, улыбнувшись, сказал: «Ну, вот и мы. Багажа у тебя, я смотрю, совсем
нет».
Элияху пожал ему руку, и, вскинув на плечо суму, рассмеялся: «Я ведь еду домой, Федор
Петрович. Спят они уже? – юноша кивнул на карету.
Джованни высунул кудрявую голову из окна и шепотом сказал: «Мама Лиза спит. А зубы я
Читать дальше