Andrew - o 0a115616b968c99b

Петя отступил на шаг. Изящная, маленькая женщина в темном сарафане вошла в горницу,

и, поправив платок, из-под которого выбивалась бронзовая прядь, сказала: «Ну, здравствуй,

внук. А сие дядя твой, муж Марьи Петровны – Волк, Михайло Данилович».

-Господи, - подумал Петя, - это она. Одно лицо ведь с той иконой, что батюшку спасла.

-Ты прости, - сказал Волк, протягивая ему руку, - что так познакомились, - он рассмеялся.

«Мы ночью приехали, сам понимаешь, не след нам на Воздвиженку являться было».

-Да, да, - потрясенно кивнул головой Петя, и, сглотнув, спросил: «А батюшка? С вами он?».

-С ними, - раздался знакомый голос из сеней. «Ты прости, Петр Федорович, мы тут у тебя

кошель потрясли немного. Как ты есть наследник Воронцовых-Вельяминовых, так на водку

для родни не обеднеешь, думаю».

-Все такой же, - нежно подумал Петя, обнимая отца, что стоял, подпирая рыжей головой

притолоку, держа в руках оловянную флягу.

-Вырос еще, - хмыкнул отец, и подогнал его: «Ну, за стол, за стол».

-А все равно, Михайло Данилович, - Федор стал разливать водку, - воруют. Целовальник,

сука, водой ее разбавляет. Я на пробу велел стакан налить, и говорю: «Нет, милый человек,

ты это кому-нибудь другому подавай, а мне нацеди той, что без обмана».

-Москва, - кисло заметила Марфа, вытаскивая из печи горшок со щами. «Рыба тако же –

нюхай, он мне говорит, али в бочку полезь – все одно, у меня без изъяна. Ну, я и полезла,

сверху свежей наложил, а внизу – гниль одна».

-Нас, Марфа Федоровна, на Шексне ваш сын сей рыбой кормил, - расхохотался Волк,

очищая луковицу. «С душком была, Федор Петрович».

-Вот игуменье бы и пожаловался, - Федор поднял стакан и сказал: «Ну, за встречу. Мы тебя,

сейчас, Петька, покормим, и дуй к своей Марье. Дворня новая на Остоженке? Сколько их

там?»

-Полтора десятка, - с готовностью ответил Петя. «Новые все, да, сами понимаете, - юноша

развел руками, - опосля смуты…, Бабушка, - он поднял голову, - какие щи-то вкусные, словно

у матушки».

-Так я ее учила, Петенька, - улыбнулась Марфа. «Мы тебе письма привезли – от матушки,

Степа написал, Марья тако же, Илья Никитич, так что возьмешь потом». Она посмотрела на

внука и подумала: «Одно лицо с Элияху, да. На Никиту Григорьевича оба похожи, и глаза

его».

-Дворню в подмосковную отправь, - велел ему отец. «Не след, чтобы они нас видели. У вас

хоша там, в Новых Холмогорах и беспорядок еще, а все одно – нас корабль в уединенном

месте высадил, там же потом и встретимся. Так что завтра жди нас, до рассвета еще».

-Хорошо, - кивнул Петя и осторожно сказал: «Той неделей казнить их будут, сегодня Михаил

Федорович велел – раз Сигизмунд не хочет землями поступаться, то не вернут полякам

пани Марину».

-Ну, - Волк закинул руки за голову, - затем мы и приехали, Петр Федорович - чтобы казнь сия

пошла так, как надобно нам. Все, - он поднялся, - пошли, я тебя провожу, а то я смотрю, у

вас тут на Москве кошельки режут, как во время оно – ловко».

Петя посмотрел на красивую, легкую улыбку мужчины, и, уже выходя из сеней, спросил:

«Михайло Данилович, а вы откуда?»

Тот помолчал и ответил: «В избе на Яузе родился, Петр Федорович. Тако же и предки мои до

царя Ивана Калиты – московские все. Пошли, - он похлопал юношу по плечу, - вона, уже к

вечерне звонят, там, куда я иду – самая работа сейчас будет».

-Тот же голос, - вдруг понял Петя, и, нагнав Волка, спросил: «Это вы были, там, на площади

Красной? Ну, - юноша покраснел, - с кошелем моим».

-Никогда еще серебро мне так легко не доставалось, - Волк рассмеялся и добавил: «Сразу

видно, боярин, ты на коне приобык ездить». Он засунул руки в карманы потрепанного

кафтана и пошел вверх, к Варварке – вскинув белокурую, золотящуюся в лучах заката,

непокрытую голову.

Петя поднялся по широкой деревянной лестнице и прислушался – из-за двери детской

горницы доносился нежный смех. «Вот так, мой хороший, - говорила жена, - ты не бойся, дай

мне ручку».

Он приоткрыл дверь и замер на пороге – большой, крупный рыжеволосый мальчик, стоял,

держась за стену. Марьюшка, присев рядом, улыбаясь, сказала: «Молодец, Феденька, раз

вставать начал, то и пойдешь уже скоро».

-А к батюшке хочешь? – Петя наклонился и распахнул руки.

Сын взглянул на него серыми, большими глазами и, помотав головой, выпятил губу. «Ну, -

Марьюшка подхватила его на руки, - значит, в следующий раз». Федя указал пальцем на

деревянного, расписного коня, и Марьюшка, усадив его в седло, придерживая за спину, тихо