мочи, горько подумал: «Тут весь Тюильри надо проветривать, впрочем, что толку? То-то она
хочет в новый дворец переселиться».
Незаметная, вровень со стеной, дверь открылась и холодный мужской голос сказал:
«Буквально на одно мгновение, месье Жозеф, мы вас не задержим».
Хосе повернул голову, и, увидев знакомые, темные, чуть поблескивающие глаза, вежливо
поклонился: «Разумеется, ваше преосвященство». Епископ люсонский, Арман дю Плесси де
Ришелье, отступил в сторону и Хосе, нагнувшись, - дверь была низкой даже для него, -
шагнул в крохотную, освещенную единой свечой, каморку.
-Как здоровье ее Величества? – раздался шелестящий, сухой голос.
Хосе посмотрел на невысокого, бледного мужчину в сером, монашеском облачении, и,
повернувшись к Ришелье, заметил: «Ваше преосвященство, я не имею права...
-Это отец Жозеф, - епископ устроился на простом деревянном табурете, и, кивнув, велел:
«Садитесь, месье Мендес. Отец Жозеф, ваш тезка, - тонкие губы Ришелье усмехнулись, - и
мое доверенное лицо, так что вы можете говорить с нами откровенно».
-Ее величество ничем не страдает, - сухо ответил Хосе. «И я бы хотел покинуть дворец,
ваше преосвященство, я всю ночь не спал, а мне еще к пациентам идти».
-Она здорова, - будто не слыша его, повторил монах и погладил чисто выбритый
подбородок. «То есть ей не требуется никаких снадобий, месье Мендес? – он внезапно,
пронзительно посмотрел на врача.
-Нет, - жестко сказал Хосе. «Немного ограничений в еде, прогулки, и крепкий сон – к осени
вы ее не узнаете».
-Гм, - Ришелье откинулся к дощатой, щелястой стене. «Никогда не знал, что тут есть эта
комната, - подумал Хосе. «Впрочем, дворец при Екатерине Медичи строили, а та, по слухам,
- обожала всякие тайные закоулки».
-Месье Мендес, - задумчиво сказал отец Жозеф, - я слышал, вы в Падуе учились. То есть
тоже – жили в Италии. Как и многие любимцы ее Величества, - усмехнулся он. «Неужели у
нас нет хороших французских врачей? – он взглянул на Ришелье. «Почему мы должны
доверять здоровье королевы очередному иноземцу?»
Хосе пожал плечами, и, поднимаясь, ответил: «Меня порекомендовал ее Величеству месье
Монтальто. Почему он решил не оставлять вместо себя французского врача – спросите у
него, когда он вернется из Амстердама».
Отец Жозеф сбил невидимую пылинку со своего облачения и зло сказал: «Рука руку моет,
месье Мендес, вот почему. И так вы уже все собой заполонили, что в Италии, что в Нижних
Землях, продохнуть невозможно. Еще не хватало, чтобы в Париже поселились, ну да мы
позаботимся о том, чтобы вас тут не было, издадим эдикт на этот счет, - он повернулся к
Ришелье.
Тот молчал, глядя в темные глаза Хосе. «Бесполезно, - подумал епископ, - я таких людей
знаю. Человек чести, хотя странно, конечно, так говорить о еврее. Ничего он ей давать не
будет, да еще и сочтет своим долгом доложить об этом разговоре. Нельзя рисковать, она
согласилась на то, чтобы созвать Генеральные Штаты. Вот соберутся они, а там
посмотрим».
Епископ сомкнул кончики длинных, красивых пальцев и почти нежно сказал: «Спасибо, месье
Мендес. Мы рады, что ее величество хорошо себя чувствует, а все остальное, - он
усмехнулся, - это внутренние дела Франции, которые вам, подданному штатгальтера, -
неинтересны. Всего хорошего, - он указал Хосе на дверь.
Тот, не поклонившись, вышел, и отец Жозеф пробормотал: «Арман...»
Ришелье вздохнул и заметил: «Мне еще тридцати не было , дорогой мой, я – самый молодой
епископ Франции, депутат Генеральных Штатов, - я не хочу лежать на плахе».
-Но Людовику в сентябре исполняется тринадцать! – прошипел монах. «Он уже может
править, он совершеннолетний, а эта итальянская сучка , - он сочно выругался, - будет тут
трясти своими юбками, пока не сдохнет!»
-Людовик заикается, и у него зубы растут в два ряда,- заметил епископ. «Правда, этот
юноша, месье Эли, помощник месье Жозефа, - он кивнул на дверь, - постепенно приводит
его рот в порядок. Между прочим, - он взглянул на монаха, - ты бы тоже к нему сходил,
вместо того, чтобы лечить свои гнилушки святой водой. У него отличные руки, - Ришелье
улыбнулся, обнажив крепкие, белые зубы.
-Он тоже еврей, - отец Жозеф выпятил губу. «Его святейшество...»
-Его святейшество и сам, - Ришелье поднял бровь, - как я слышал, заботится о своем
здоровье. А король из Людовика пока никакой, надо ждать, дорогой Жозеф и не
восстанавливать против себя ее Величество. Ты куда? – он остановил монаха. «У нас тут
Читать дальше