конечно. Приеду туда, на Волгу, Марья и не узнает меня, наверное, маленькая же еще была,
как уезжали, годик только исполнился. Как самозванца выгоним, надо, чтобы Лизавета еще
родила, двое сыновей – мало это. Ну, а ежели умрет она – с Ксенией под венец можно
идти».
Он закинул руки за голову, и, нежно сказал: «Иван, да. Иван Федорович. Так и назовем».
В церкви Иоанна Предтечи было сумрачно, и Ксения, оправляя черный апостольник,
подумала: «Так и не скажешь, что лето на дворе, вон тут, прохладно как».
- Возок заложили уже, - Аннушка заглянула в притвор. «Матушка спрашивает, можно с нами
юродивая поедет, ну, Машенька, она тихая же».
Сзади раздалось шуршание рясы, и Марья Петровна тихо сказала: «Государыня
вдовствующая, ну, инокиня Марфа, рядом с собой никого не терпит, знаете же».
- Конечно, - Ксения попыталась улыбнуться, и Мэри, увидев слезу, что медленно
скатывалась по щеке девушке, велела: «Беги, доченька, глянь – что там с поклажей нашей,
хоша и немного ее, а все одно – вдруг что перепутают».
Девочка исчезла, и Ксения вздрогнула – Марья Петровна крепко взяла ее за руку.
- Так, - сказала женщина тихо, - сами знаете, патриарх этот, Игнатий, самозванцем
ставленый, так что и постриги его, - Мэри усмехнулась, - гроша ломаного не стоят. Далее, -
она помолчала. «Я с Шексны по весне уеду, как – придумаю, хотите, со мной
отправляйтесь».
Ксения упрямо помотала головой, и Марья Петровна вздохнула: «Ну, как знаете. Теперь вот
что – я вам травы начну давать, а вы пейте. И как из обители уйду, тако же оставлю вам».
- Марья Петровна! – потрясенно промолвила девушка.
Лазоревые глаза блеснули ледяным холодом и женщина, встряхнув Ксению за плечи, -
грубо, - сказала:
- Не тех вы кровей, Ксения Борисовна, чтобы в подоле ублюдков приносить, тако же и Федор
Петрович. Что вы ему полюбовницей стать хотите – сие дело ваше, Господь вас рассудит,
однако вы не ему не жена венчанная. А что блудить вы собираетесь – так хоша приплода у
вас не будет, не придется младенца невинного душить, упаси Господь, али под ворота
подкидывать.
- Да как вы…, - попыталась возразить Ксения, но Мэри хлестнула ее по щеке, - больно, - и
продолжила:
-Потом мне спасибо скажете. Федор Петрович вас на спину уложит, - женщина усмехнулась,
- и не побережет, – я таких, как он, знаю, сии мужики не о бабе думают, а только лишь об
удовольствии своем. А коли вы ему прискучите – дак хоть чада у вас на руках не останется,
может, и замуж выйдете.
Девушка закусила губу, сдерживая слезы: «Все не так случится, Марья Петровна. Он меня из
монастыря заберет, и мы с ним всю жизнь вместе проживем, до старости нашей, деток
будем пестовать».
Марья Петровна, хотела, было, что-то сказать, но тут Аннушка всунула голову в дверь и
торопливо проговорила: «Готово все уже, инокиня Марфа выезжать велела».
Ксения посмотрела на прямую спину Марьи Петровны, на ее твердые плечи, и тихо
пробормотала: «Не буду я никаких трав пить, ежели Господь даст понести, дак быть по
сему».
Маша забилась в угол возка, и Энни, сев рядом, ласково сказала: «Не бойся. Хочешь,
поиграем, дай руку мне».
Юродивая осторожно, с опаской протянула ладошку и Энни, загибая ее пальцы, начала:
«Сорока-ворона, кашку варила, деток кормила. Этому дала, этому дала, а этому, - самому
маленькому, - Энни пощекотала мизинец, - не дала!»
Васильковые глаза погрустнели и Маша, с трудом ворочая языком, сказала: «Ммма-мма,
каш-ша, мам-мма!».
- Тебя мама кашкой кормила? – Энни посмотрела на покрытое морщинами лицо женщины, и
вдруг, потрясенно спросила: «Мама, а сколько ей лет?».
- Да вот, - Мэри кивнула, - Ксении Борисовны ровесница.
Юродивая показала за окно возка и промычала: «Уууу! Уууу!»
- Лошадки скачут, да, - нежно проговорила Мэри. «Далеко скачут, за реки, за леса».
Ксения тоже выглянула наружу и грустно сказала: «Сейчас Белый Город минуем, а там уже и
дорога на Лавру начнется, помните, Марья Петровна, мы весной туда с матушкой ездили, кто
ж знал тогда, что все так обернется».
- Да, - отозвалась Мэри, обнимая прижавшуюся к ней дочь, - и что далее будет, - о том
Господь только ведает.
Стрельцы, что верхами сопровождали возки, вдруг остановились, пропуская кого-то, и
Ксения Борисовна тихо сказала: «Это из Разбойного приказа, видите – закрыт он. Должно
быть, князя Василия Ивановича к Троицкой церкви везут».
Мэри перекрестилась, всадники пришпорили лошадей, и женщина, обернувшись, еще успела
Читать дальше