И. Халатников - Дау, Кентавр и другие

Но в результате этой деятельности учеников Ландау, физи­ков, спасших ему после аварии жизнь, стали упрекать в том, что они-де не хотели привлекать больного Ландау к занятиям наукой. Это не имеет под собой никаких оснований. Больного Ландау было очень сложно привлечь к научным занятиям, он не желал разговаривать ни на какие серьезные темы, и всегда отвечал: «Вот поправлюсь, тогда и поговорим». Таким обра­зом, втянуть его в сколько-нибудь серьезные научные беседы было невозможно. Была даже идея, что Е.М.Лифшиц будет приходить и заниматься с ним основами теоретической физи­ки, но Ландау отказался об этом разговаривать.

По поводу его умственных способностей и возможностей в период болезни существуют разноречивые суждения. Когда че­рез несколько месяцев после аварии его посетил психиатр и начал задавать ему вопросы, которые обычно задают умственно отсталым детям, то Ландау потребовал убрать немедленно «это­го идиота». Все эти годы Ландау избегал разговоров о науке и встреч, ссылаясь на постоянную боль в ноге. Однако для меня делалось исключение. Обычно в конце встречи он про­сил меня приходить еще. Разговор, как правило, велся на уровне штампов, стандартных шуток, так что свежий человек не заме­тил бы ничего ненормального.

Есть лишь одна история, которая показывает, что весь этот вопрос не вполне ясен. В 1967 г. один мой приятель защищал в ИФП докторскую диссертацию. Диссертация была посвяще­на приближенным численным расчетам спектров электронов в металлах. Следует сказать, что в теорфизике во времена Лан­дау такие расчеты ценились невысоко, привлекало получение аналитической формулы. На заседания ученого совета ИФП Ландау обязан был приходить, поскольку Капица считал это полезным для поправки Ландау. Не знаю, насколько он был прав, но на каждый совет Ландау, с трудом передвигаясь, в сопровождении сиделки по фамилии Близнец все же прихо­дил. Зрелище было не из очень приятных. На этих заседаниях, так было заведено, у каждого было свое постоянное место, у Ландау третье кресло справа в первом ряду, я сидел рядом. И вот во время доклада соискателя, рассказывающего о своих численных расчетах, Ландау наклонился ко мне и шепнул, указывая на докладчика: «Обман трудящихся». Это была со­вершенно адекватная оценка работы, которую мог бы дать здо­ровый Ландау. «Обман трудящихся» было любимым выраже­нием Ландау, которое он употреблял, когда имело место втирание очков. Теперь численные расчеты спектров стали обычным делом. Возможно, что, дожив до наших дней, Лан­дау изменил бы оценку работы. Кстати, данную работу и по­ныне цитируют.

22 января 1968 г. Ландау исполнилось 60 лет. В это время я был в далекой Индии. Капица решил дождаться моего возвра­щения, поскольку намеревался поручить мне организацию юбилея. 5 марта 1968 г. друзья Ландау собрались в Институте физических проблем, чтобы отметить юбилей Ландау. Настрое­ние присутствующих было несколько грустным, чувствовалось, что мы прощаемся с ним. Меньше чем через месяц его не стало.

Последний раз я видел Ландау 31 марта 1968 г. после сде­ланной ему накануне операции по поводу паралича кишечни­ка. Положение его резко ухудшилось. Меня иЕ.М.Лифшица врачи вызвали в академическую больницу и сообщили, что начался некроз, и шансов спасти Ландау нет. Когда я вошел в палату, Ландау лежал на боку, повернувшись к стене. Он услы­шал, что я пришел, повернул голову и сказал: «Спасите меня, Халат». Это были последние слова Ландау, услышанные мною. Той же ночью он умер.

На следующий день после смерти Ландау А.А. Абрикосов и я встретились с вице-президентом Академии наук М.Д. Миллионщиковым. У него в кабинете мы написали некролог, начинавшийся такими словами: «Умер человек, составляв­ший гордость нашей науки». Затем Миллионщиков позво­нил в ЦК, кандидату в члены Политбюро Б.Н. Пономареву, чтобы согласовать вопрос с похоронами. Во время этого раз­говора Миллионщиков повернулся к нам и спросил, где мы считаем нужным хоронить Ландау. Мы с Абрикосовым без тени сомнения ответили: «На Красной площади». Миллион­щиков повторил в трубку: «Ученики хотят хоронить Ландау на Красной площади». Пономарев обещал подумать и сооб­щить решение ЦК по этому вопросу к концу дня. И действи­тельно, к концу дня поступил ответ: хоронить на Новоде­вичьем кладбище, а некролог будет подписан Л.И. Брежневым и «всеми соратниками».

Мы, конечно, всерьез и не надеялись получить разрешение похоронить ученого Ландау, не принадлежащего к «контин­генту», на Красной площади. Такая идея противоречила как самому образу Ландау, так и всем партийным традициям. Про­сто хотелось задать должный уровень и заставить членов По­литбюро почесать затылки.