Алесь Жук - Листья опавшие

***

В письме (первом) белорусского народа великому Сталину были персонально указаны два деятеля, которые вышли из недр Компартии Бела­руси:

Яднаў Кагановіч у Гомелі сілы,

У Віцебску сілы згуртоўваў Яжоў.

Послание школьники должны были заучивать, интересно, что было, когда ежовщина окончилась расстрелом ее организатора? А авторы стихотворного пересказа письма белорусского народа были отмечены грамотами ЦИК и СНК БССР. Это Колас, Купала, Александрович, Бровка, Глебка, Харик.

Позавчера состоялась встреча господ Шушкевича и Кебича с белорусскими писателями. Встреча проходила в бывшем здании ЦК, в зале заседаний бюро. Бюро уже нет, и не весь писательский президиум пригласили, а только секре­тарей, редакторов и еще несколько старших писателей. Как и в былые време­на, писатели жаловались на нищенское положение литературы, языка. Как и раньше, им указывали, что надо делать (Ефрем Соколов рекомендовал Быкову лучше бычков выращивать). Теперь порекомендовали не влезать в политику, а заниматься своими делами, идти в школы и пропагандировать деткам язык и литературу, которые как топтали, так и теперь притаптывают. И еще руково­дящий сын писателя погрозил пальцем: не думайте, что государство будет вас содержать. Рынок есть рынок, ищите спонсоров. Но и сам не знает, доживет ли до того рынка и до того времени, когда национальные меценаты нарастут.

А в заключение Рыгору Бородулину был вручен диплом народного поэта, а Ивану Чигринову медаль Скорины. Все же проявили заботу.

Мудрые строки Купалы, давным-давно написанные:

Куды ні глянеш — людзі, людзі.

Куды ні глянеш — шэльмы, шэльмы.

Куды ні глянеш — б’юцца ў грудзі,

А значыць: правільныя вельмі.

На сегодняшний день — один к одному.

***

Тринадцатого, в день памяти Якуба Коласа, сбор у его могилы. Людей не меньше по сравнению с прошлым годом, даже больше.

Кто-то припомнил, что в день памяти Купалы в костеле была отслужена служба, почему бы такое не сделать и теперь. Эту мысль поддержали и те, кто несколько лет назад, состоя при должности, такого не позволил бы. Данила Кон­стантинович на предложение ответил коротко и категорично, что отец никогда не был набожным человеком и что через тридцать семь лет после его смерти устраивать в дань моде молебен он не будет.

***

С утра солнце, а потом туман, осенний, грибной. В лесу серень­кие рядовки, ровнень­кие, чистенькие. Целое ведро. А в больших лесах должны уже пойти белые, хотя у людей в ведрах больше подбере­зовики и подосиновики.

Осмотрелся и сам себе ужаснулся: попро­бовал присесть — и не смог. Почувствовал, какой я больной, от голо­вы да кончиков пальцев на ногах. Словно робот, слишком долго пробыв­ший под дождями, весь заржавел. Подумал о мучениях Пимена Еме­льяновича, у которого все тело изболевшееся, а нутро еще живое. А как душе, чувствуя все это?

Наверное, мучается, а хочет еще держаться на этом свете.

Известный совет­ский публицист Ана­толий Стреляный на волнах радио «Свобо­да» выступает в той же тональности, как и в свое время на страницах «Правды» и «Известий». Тогда он крепил социализм, теперь вспомнил, что он украинец, и раскручивает тему голодомора на Украи­не. Выступает на русской волне «Свободы».

***

Старые присказки хорошо звучат и на новый лад. Что касается нашего руководства, то старая присказка в новой редакции может звучать так: «Скажи, кто твой помощник или советник, и я скажу, какой ты руководитель». По этому признаку у нас полная «демократия» получается: подавляющее большинство помощников и советников — бывшие аппаратчики компартии.

***

Читаю мемуары о серебряном веке русской литературы и пробую постичь умом, какой мощный культурный уклад к тому времени был в России, кото­рый потом обвалили, затем несколько десятилетий добивали, обещая создать новый, но так и не создали, как и у нас не создали за короткий период белорусизации.

***

Так написано Пушкиным: «Зависеть от царя, зависеть от народа — не все ли нам равно? Отчета не давать...».

***

Неожиданно поджали морозы. Прогноз на ближайшие дни, а точнее, ночи — под тридцать. Жалею, что не могу выехать в деревню.

***

Насчет наших жалоб, что у нас нет настоящей литературной критики, что уровень ее довольно низок. «Состояние критики само по себе показывает сте­пень образованности всей литературы». Так думал Пушкин, и скорее всего, не ошибался.

Читаю, точнее, перечитываю дневники Пришвина. Абсолютное виде­ние и понимание, кто и что есть Сталин и что может ожидать впереди. А дневники вел и старательно прятал их. Может, это понимание и позволило ему выжить и не оказаться в той страшной мясорубке. А обращался же к Троцкому с просьбой помочь в печатании «Мирской чаши»». И получил заключение, что повесть при всех своих литературных достоинствах контрреволюционна. Видно, вовремя ушел в леса и начал писать «о собачках», как потом сказал тот же Сталин.