Unknown - 7f4e8b64-5b06-4464-8069-7c0694bf4f77 out

Там был длинный зал с бесконечными столами, за которыми сидели одинаковые дети в серой одежде. Хмурые взрослые тетки с костлявыми лицами и красными руками раздавали кашу, швыряя в каждую тарелку пару ложек чего-то вроде оконной замазки. Снаружи приют походил на тюрьму. Грязноватое каменное здание с рядами маленьких окон, разве что без решеток. Во внутреннем дворе, вымощенном булыжником, не было ни травинки. В углу двора виднелось маленькое строение, похожее не то на сарай, не то на увеличенную до размеров сарая собачью будку.

Откуда-то мне было известно — во сне не задаешься вопросами, откуда, — что каждый месяц в приют приезжает неприметный человечек, похожий на бухгалтера. В потертом старом портфеле он привозит топор. После этого в сарайчик во дворе отводят кого-то из детей, и что происходит дальше — неизвестно. Другие дети в это время сидят в классах за учебниками. Ребенок больше не возвращается, и спрашивать, куда он делся, не принято. А на следующий день за обедом будет праздник — жаркое из ягнятины.

Во сне я знал об этом еще до того, как попал в приют. Мне снился приемный покой, где я стоял в очереди к врачу вместе с десятком других детей. Дети вокруг казались маленькими, лет по восемь-девять. Себя я не видел, но полагал, что и мне примерно столько же.

Я ежился от холода — босиком-то на кафельном полу, — когда вдруг услышал странный запах, словно от сильно нагретого камня. Обернувшись, увидел, как в открытое окно влетает маленькая шаровая молния. Она медленно, будто в толще воды, двигалась над очередью детей, то дергаясь вперед, то замирая подолгу на месте. От нее шли искры, пахло озоном и опасностью.

"Не двигайтесь!" — выкрикнул врач. У мальчишки рядом со мной зубы стучали от страха, а мне совсем не было жутко. Я сам не понимал, почему, но был совершенно уверен, что молния как-то связана с сараем во дворе. Что тем, кто с ней соприкоснулся, — прямой путь туда. Однако это не пугало. Наоборот, я был необыкновенно счастлив. Я знал, что уйду из приюта. Даже если этот путь лежит через сарай. Потому что это тоже — выход. А молния каким-то неведомым образом проведет меня через...

Через что?

Я протянул руку, и огненный шарик коснулся моей ладони. Я успел подумать: как странно, он совсем холодный. А дальше уже ничего не было, потому что молния разрядилась, залив все вокруг ослепительным светом. Он поглотил меня, я растворился в нем, и это было невозможно хорошо, и в мире не было ничего лучше...

Спасибо, сказал я кому-то в слепящем свете. Спасибо. Спасибо.

И проснулся от того, что Том дергал меня за руку.

— Да что ты заладил — спасибо, спасибо?! Поднимайся, ехать пора.

Было почти девять, до Хогвартс-экспресса оставалось два часа.

Том ушел, а я еще лежал минут десять, закрыв глаза. Вставать не хотелось. Хотелось как можно лучше запомнить эти два ощущения, которые почему-то казались мне необыкновенно важными.

Слепящий свет под веками. И молния в моей ладони.

Глава 21

Cказать, что мне было плохо в первые недели две после возвращения в Хогвартс, — значит ничего не сказать. Будто сплошная черная вода вокруг, и я тону в этой воде. Я не помню, как отбивался от попыток старосты, Мэтью Бэгнолда, отправить меня в лазарет, как убеждал его, что моя "простуда" сама пройдет. Не помню ни занятий, ни домашних заданий, ни лиц, ни разговоров. Единственным моим желанием тогда было как можно быстрее отделаться от всех, отбыть уроки, вернуться на факультет — и спать. Я ничего не чувствовал, кроме страшной усталости. Разговаривать с кем-либо было мучительно; каждое обращенное ко мне слово ощущалось, как ожог или порез.

Зато во сне было хорошо. Кошмары меня больше не мучили. Наоборот, снилось почти всегда одно и то же. Берег моря, песчаные замки, которые кто-то строит, а потом разрушает. Медленно закрывающиеся перламутровые раковины. Жемчужно-серые туннели.

Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что означают эти сны, и однажды, проснувшись ночью, я вдруг с непривычной четкостью подумал, что это, должно быть, не самый плохой выход. Сдохнуть — и все. Очень просто.

Ночь — не лучшее время, чтобы думать, поскольку человек все же дневное существо, и в темное время суток мозги у него слегка "набекрень". Как ни странно, несмотря на мою привычку покерного игрока жить по ночам, — а может быть, как раз поэтому, — я уже тогда знал, что ночью нельзя принимать серьезные решения. Но когда мысль никуда не делась и на следующий день, я расслабился и принял ее как дело решенное.