Unknown - ee6d13d2-f916-48f5-9385-7b5907e56738 out

— Да, черт тебя побери, да! Ну что, услышал правду?! Доволен?!

— Давно? — это было все, что я сумел выговорить.

— С сентября.

С сентября... Сейчас начало июля. Почти год.

— Борджин — чистый гомосексуалист, — сказал Том, поднимая перо. — Женщины его никогда не привлекали. Когда он учился в Париже на курсах антикваров, у него был друг, с которым они жили вместе. Потом началась война, оба завербовались в ополчение, но друга убили в первые же дни. Немцы тогда смяли французские линии, там была страшная мясорубка... Эндрю сумел перебраться в Британию, где вступил в Силы самообороны. После демобилизации пытался жить нормальной жизнью, даже хотел заключить фиктивный брак, чтобы ни у кого не возникало вопросов. Но тут появился я...

— Зачем тебе это понадобилось? — почти шепотом спросил я.

— Да низачем, — ответил Том, пожав плечами. — Просто хотелось наконец попробовать, интересно же. А потом понравилось… Тем более когда за это еще и платят. Я ведь не соврал, эти четыре с половиной тысячи я честно заработал.

Я не мог его слушать. Зажал уши ладонями, но Том, резко наклонившись вперед, силой заставил меня убрать руки.

— Что такое? — спросил он с усмешкой. — Я оскорбляю твой нежный слух? Но ведь ты сам этого хотел! Ты так упорно добивался от меня ответа! И что, теперь ты счастлив? Рэй, какого черта ты хочешь слышать правду, если не знаешь, что с ней делать?!

Я попытался высвободиться, но Том сжимал мои запястья, как тисками.

— А может, ты сам хотел бы быть на месте Борджина? — резко спросил он. — Теперь твоя очередь говорить правду — скажи, ведь хотел бы? Да наверняка, иначе зачем бы закатывал мне сцены ревности?!

— Это не сцена ревности, — прошептал я.

— Да ну? А что же это такое?!

Он отпустил мои руки и встал, сдернув свою мантию со спинки стула.

— Ладно, с меня хватит! Я ухожу.

Я не мог даже посмотреть на него. Перед глазами метались отблески света на паркете и белый край скатерти. Левая рука начала ныть, от пальцев вверх расползалось онемение.

— Ты шлюха, — сказал я, с трудом двигая губами. — Самая обычная дерьмовая шлюха. То, что тебе много платят, дела не меняет. Это сейчас ты берешь за свои услуги по тысяче галлеонов, а потом покатишься вниз и закончишь в Ночном переулке, где за десять сиклей будешь ложиться под любого...

Том мгновение молчал.

Потом размахнулся и влепил мне такую пощечину, что у меня искры перед глазами запрыгали.

И ушел.

***

Когда я наконец сумел поднять голову, то обнаружил, что рядом стоит эльф, терпеливо выжидающий, пока я уйду, чтобы сменить скатерть. Я забрал свою мантию и направился к выходу.

Аппарировать не было сил, и я кое-как дошел до общественного камина. Дома было тихо. Мама легла спать, не дождавшись моего возвращения.

Я не помню, как сам уснул в ту ночь. Будто провалился куда-то. Проснулся, когда было уже совсем светло, да и неудивительно — четыре часа пополудни... И тут же вернулось вчерашнее, словно в моей голове запустили пластинку с того самого места, где она остановилась накануне.

Я пытался ее остановить. Я даже встал, даже оделся, даже заправил постель. О чем-то поговорил с мамой, попробовал поесть, но в горле стоял ком, и я не мог проглотить ни кусочка. Поэтому вернулся наверх, упал на кровать и так пролежал, не шевелясь, очень долго. Не знаю, сколько. Во всяком случае, когда я посмотрел в окно, уже темнело.

Я не спал. Я пытался думать, но любые рассуждения тут же заходили в тупик. Я знал только, что мне очень плохо, но никакая логика не помогала понять, почему. Разум умывал руки: дескать, не могу взять в толк, из-за чего ты так переживаешь. С кем живет Том, с кем он проводит ночи — его личное дело, которое тебя не касается. Да, это рискованно, да, если это выйдет наружу, то погубит его репутацию, его карьеру. Хотя, собственно, все зависит от того, как посмотреть... В конце концов, половину Визенгамота можно смело отправлять в Азкабан за то же самое. Так о чем ты волнуешься?

Ни о чем, говорил я. То есть... Если бы я сам знал!

Какой ты странный, замечал разум. Человек всегда должен знать, почему он чувствует то или иное. Конечно, ты потрясен, что он берет с Борджина деньги. Это ужасно, это отвратительно. Поговори с ним, убеди его прекратить. Он должен прислушаться, он всегда тебя слушает... Но, собственно, к этому все и сводится, разве нет?

Нет, отвечал я. То есть, да, конечно, к этому... Только отчего же мне так плохо, скажи, господин всезнайка?

Может, тебя задело, предполагал голос, что он заподозрил, будто ты хочешь быть на месте Борджина? Что назвал твое вполне оправданное беспокойство "сценой ревности"? Ну, так он сказал это, чтобы тебя позлить. И ты совершенно прав, что оскорбился. Это низкое, подлое, мерзкое обвинение, и он вполне заслужил, чтобы ты разорвал дружбу с ним после такого, и...