— Прости. Я готов себе руку отрезать... Я никогда больше не подниму на тебя палочку, слышишь?! Никогда...
— А я никогда не причиню вреда твоей семье. Все, Рэй, проехали. Мы оба получили свой урок. Пойдем теперь домой.
— Ты можешь идти? — я обхватил его за плечи.
— Да. Голова немного кружится, но сейчас пройдет...
Я помог ему встать и обернулся, чтобы свистом подозвать Расти. Но пес коротко, отрывисто залаял и попятился от меня. Ну вот, теперь еще и собственная собака от меня убегает!
— Он побоится и перестанет, — устало сказал Том и взял свою палочку. — Пошли. Мне надо еще отправить новую сову Меррифот, чтобы сообщить, что я не приеду. А потом переодеться и отправляться к Блэкам.
— Куда? — мне показалось, что я ослышался.
— К Блэкам. Я приглашен на ужин. Пойдешь со мной?
— Меня же не звали...
— Все равно пойдешь, — коротко сказал Том, сделал глубокий вдох и двинулся через сугробы в сторону тропинки к дому.
Глава 46
У Блэков я не бывал ни разу, во всяком случае, в сознательном возрасте. С тех пор, как наша семья разорилась, мы стали слишком мелкой сошкой, чтобы приглашать нас в гости. Поэтому я понятия не имел, где находится дом.
Из камина мы вышли в ярко освещенный холл; вверх поднималась широкая лестница, застланная зеленым ковром. По стенам горели газовые лампы — модная новинка предвоенного времени. Навстречу нам, кланяясь, выскочил эльф, забрал наши мантии. Сверху, улыбаясь, спускался Альфард. Не знаю, предупредил ли его Том о моем появлении, но даже если Альфард и не ждал меня, то никак не показал этого. Мы пожали друг другу руки.
— До ужина еще четверть часа — пойдемте, я покажу вам дом, — сказал Альфард.
Ковер на ступеньках был таким мягким, что нога утопала в нем по щиколотку. На стенах вдоль лестницы были развешаны головы домашних эльфов. Это было странно — я не думал, что Блэки такие либералы. Моя мама, когда слышала о таких вещах, всегда морщилась: по ее мнению, развешивать головы эльфов на стенах могли разве что художники и прочая "богема".
Думаю, она была не совсем права — у художников обычно нет денег на то, чтоб завести эльфа. Но в любом случае в те времена так поступали только чудаки или сентиментальные старые девы. Заливаясь слезами: «Ах, дорогой Богги, он был совсем как человек, и только он один меня понимал!", — они после смерти эльфа выставляли его чучело в гостиной и каждое утро сметали с него пыль. У нас дома так никогда не делали — эльфов просто хоронили возле стены семейного склепа и не устраивали пышных церемоний по этому поводу. Конечно, они преданные старые слуги и все такое прочее, но всему есть свой предел…
Впрочем, у Блэков чучело эльфа при всем желании не поместилось бы. В доме было слишком много мебели — а может, это мне так показалось, учитывая, как пусто было у нас последние несколько лет. Обитатели этого дома постоянно путешествовали и считали своим долгом отовсюду привозить разные редкости и диковинки, так что временами чудилось, будто находишься в музее.
Дом выглядел настолько странным, что я перемещался по коридорам, как во сне. Несмотря на горевшие везде лампы, углы тонули в тени, а потускневшие от времени зеркала не отражали свет. Разглядеть что-нибудь в этих зеркалах было сложно, и подчас казалось, что они отражают интерьер совсем других комнат, в другом доме, далеко отсюда. Иногда в них появлялись люди, но это точно были не мы.
Кроме зеркал, все свободное пространство стен покрывали картины. В простенках стояли тяжелые высокие вазы и скульптуры, привезенные из колоний. Массивные бронзовые слоны несли на спинах курильницы для ароматов, каменные кобры раздували капюшоны и пытались обратиться к Тому на парселтанге. Мне бросилась в глаза фигурка девушки, по виду совсем юной и почти без одежды, если не считать набедренной повязки. Девушка улыбалась мечтательной, неземной улыбкой, не обращая на нас ни малейшего внимания. Ее бронзовые бедра слегка покачивались под неслышную музыку, а тяжелый узел волос, казалось, был готов вот-вот развязаться и упасть на плечи металлическим водопадом. На шее девушки слегка позвякивало в ритме ее движений ожерелье из человеческих черепов.
Дом Блэков затягивал, как лабиринт. Я не мог определить, как долго мы по нему ходим, — то ли четверть часа, то ли сутки. Если за какой-нибудь дверью внезапно мелькал уголок нормально обставленного помещения — с современной мебелью и яркими обоями, — это так действовало на нервы, будто ты спал, а тебя разбудили окриком. Хотелось зажмуриться, отвернуться и опять задремать.
Читать дальше