Unknown - 2922a076-ca59-48a9-bf3c-d16a1fd6c117 out

Оставался непонятным и главный вопрос — как именно Том это делает? Он не произносил никакой формулы, не пользовался палочкой — просто держал Минерву за руку. Ей удалось определить, что использовались обычные протейные чары с эффектом закрепления, но итоговая формула мало того что была на парселтанге, так еще и выглядела слишком громоздкой, нечеткой — "грязной", на профессиональном жаргоне. Масса лишнего, повторяющихся или вовсе бессмысленных элементов... Примерно так выглядит "расшифровка" выбросов детской стихийной магии: местами полная абракадабра, местами обрывки заклятий, а в целом сплошной "шум и лепет".

Хотя если это вариант контролируемой стихийной магии, то понятно, почему не использовалась палочка... А выглядит ли формула каждый раз одинаково или же по-разному? Изучить бы метки остальных! Интересно, почему такие эксперименты не проводятся в Азкабане? Вот где простор для исследований... Слегка цинично звучит, но ведь факт.

Еще поразительно, что метка давала уверенность в себе, даже после того, как первоначальный эффект ослабевал. Минерва внезапно успокоилась относительно своей миссии. Все у нее получится. Выполнит она задание Альбуса, все будет хорошо.

Знал бы Дамблдор, откуда она черпает силы…

* * *

При этом на самом деле оснований для надежды не было. Тома она по-прежнему не видела. В лаборатории ее загрузили работой выше головы — на этот раз речь шла о поточном производстве предметов с заранее наложенными следящими или подслушивающими чарами. Несложно, но очень муторно, поскольку Лорд хотел, чтобы такие предметы зачаровывались не каждый по отдельности, вручную, а сразу партиями. Для этого нужно было разработать комплексную формулу, и Минерва возилась с ней целыми днями, но не слишком торопилась показывать результат. Уилкса уже не было, шантажировать ее стало некем...

Да и самому Тому теперь было не до того, чтобы дергать ее лишний раз. У организации хватало проблем. В середине декабря при нападении на Гидеона и Фабиана Прюэттов авроры накрыли группу на месте преступления. Двоим удалось уйти, а трое были арестованы, в том числе Долохов. Прюэттов, правда, спасти не успели. Газетные статьи об их убийстве пестрели тошнотворными подробностями, и Минерва лишний раз невесело подумала, что от метки есть определенная польза, — эмоции у нее по-прежнему были словно отключены. Иначе она бы с ума сошла, думая, кто из ее бывших учеников был исполнителем в этом деле. Кто из них отрезал еще живому Фабиану Прюэтту голову и поставил ее в центре стола, да еще издевательски подложил кружевную салфеточку?

Сейчас она просто об этом не думала. Не один, так другой — любой... Все волки одинаково серы. Если Лорд решит устранить ее, когда надоест с ней играть, — любой из бывших студентов прикончит ее без колебаний. Самое большее скажет: "Мне очень жаль, профессор, но это приказ"...

Через несколько дней после ареста Долохова последовала ответная акция — уничтожение семьи аврора Эдгара Боунза. Среди погибших было двое детей, один из них грудной младенец. Впрочем, этих пощадили — не пытали перед смертью, просто аккуратно заавадили, так что дети, возможно, даже не успели ничего понять. Во всяком случае, Минерве очень хотелось в это верить. Что за безумные времена, когда радуешься "просто аваде"…

Впрочем, если Том рассчитывал запугать аврорат, ему это не удалось — наоборот, авроры теперь были готовы вести войну на уничтожение. По слухам, Крауч отдал приказ при необходимости использовать аваду без предупреждения. А уж аресты и вовсе сыпались, как из ведра. Где-то в Лондоне задержали Трэверса, потом взяли Роула... Накануне Рождества не пришел на работу Малсибер. До полудня в лаборатории циркулировали самые невероятные слухи, пока он наконец не явился — побледневший, с совершенно мертвым лицом. Оказалось, что утром арестовали его старшего сына, Гая.

Арест означал практически верный Азкабан — обвиняемым в терроризме не полагалось ни адвоката, ни нормального разбирательства. Их отправляли в тюрьму по ускоренной процедуре, приговор выносили прямо в Департаменте правопорядка, а рассмотрение дела занимало каких-нибудь пятнадцать минут. Обычно приговаривали к пожизненному заключению и только в редких случаях, за "деятельное раскаяние" (то есть, проще говоря, если обвиняемый называл имена), могли дать десять-пятнадцать лет. В газетах писали о "вопиющем произволе властей", а Бартемиус Крауч в ответных интервью огрызался и утверждал, что в борьбе с преступниками все средства хороши.