Unknown - 2922a076-ca59-48a9-bf3c-d16a1fd6c117 out

— Женишься — пожалеешь, и не женишься — пожалеешь, — философски сказал Рабастан, отставил в сторону свой бокал и поднялся. — Кстати, раз уж ты напомнил о семье... Прошу меня простить, милорд, я пойду с вашего позволения. Меня еще ждут дома. Дети расстроятся, если я опоздаю на праздничный ужин. А ночью я должен сыграть роль рождественского деда и положить им подарки под елку. Не сказать, конечно, чтоб эти маленькие паршивцы их заслужили...

Лорд кивнул.

— Когда ты подаешь апелляцию по Долохову?

— Сразу после нового года, милорд. Но заранее хочу предупредить вас, что ничего не выйдет. Рассмотреть ее, конечно, рассмотрят, но... Если бы его хоть взяли не на трупе...

Взглянув на Минерву, он оборвал фразу на полуслове.

— Ясно, — задумчиво сказал Том. — Я, собственно, так и предполагал, но все равно процедуру нужно пройти. Общественность должна видеть, что мы до последнего используем легальные методы. Ладно, можешь идти. Передавай привет жене, — он протянул Рабастану руку для поцелуя.

Вместе с Рабастаном ушли Рудольф с Беллой. Уже одетая в гладкую, словно черный шелк, меховую мантию, Белла все мешкала и несколько раз оглядывалась на пороге, словно ожидала, что Лорд прикажет ей остаться. Но он промолчал.

Еще около получаса прошло за разговорами ни о чем — Лорд расспрашивал Малфоя, как дела у Драко, и делал вид, что ему невероятно интересно слушать о появлении первого зуба, о кубиках и подгузниках. Потом преподнес Люциусу игрушечную метлу — подарок для "крестника" — и отпустил его, а затем и всех остальных.

Минерва осталась. Как ни странно, сейчас она ничего не боялась и не нервничала. Словно вместе с серебряной монеткой в пирог добавили Felix felicis. Когда дверь за последним из гостей закрылась, Том спросил:

— Как тебе наша идиллия?

— Очень мило. Можно сказать, по-домашнему.

Он задумчиво смотрел в огонь, поглаживая блаженно замершую змею.

— А как по мне, так ничего милого. Сегодня я чувствую себя старым одиноким человеком. Не осталось почти никого из тех, с кем мы праздновали Йоль десять лет назад. Рэй Лестрейндж умер от инфаркта, Розье погиб, закрывая меня от взрыва, Эйвери-старший давно не выходит из дома — у него совсем плохо с почками... Долохов и Трэверс в тюрьме, Нотту-старшему сейчас нельзя со мной контактировать — он наше легальное прикрытие в Визенгамоте и должен быть чист. Малсибера лучше не дергать, он ни о ком, кроме сына, думать не может... Вот так-то, Минни.

— Если ты ждешь, что я тебя пожалею, то просчитался. Кто, кроме тебя, виноват, что ты остался в одиночестве? Не ты ли довел своих людей до гибели и тюрьмы?

— Только не начинай читать мне мораль. Я сейчас не в том настроении. Кроме того, все, что ты можешь сказать, я и сам знаю. Ничего, Минни... Если кто-то думает, что я сдамся, он сильно ошибается.

Том поднялся и протянул ей руку, помогая встать.

— Пошли.

Она даже не стала задавать вопросов — куда пошли, зачем... И так было ясно.

Том шел впереди со свечой в руках. Остановившись на мгновение в коридоре, он обернулся и спросил:

— Что-то ты сегодня на удивление спокойна... Говоришь, метка так действует?

Она ничего подобного не говорила, но предпочла не уточнять.

— Минни, — он усмехнулся, — по большей части это самовнушение. Метка не может заставить тебя поступиться принципами или изменить твою внутреннюю сущность. Если кто-нибудь из моих людей струсит и попытается сбежать или захочет предать меня, никакой череп со змеей его не остановит. Другой вопрос, что для этого человека все плохо закончится, — но метка здесь ни при чем.

Она еще не успела открыть рот, чтобы что-нибудь сказать, а Том уже ответил на ее невысказанную мысль:

— Хотя отчасти ты права... Я ведь и сам толком не исследовал ее влияние на психику. Будет время, займусь. Сейчас не до того.

— Как ты все-таки ее делаешь? — спросила она, но Том сделал вид, что не слышит, и пошел дальше.

В спальне он зажег свечу, потом снял змею с шеи и поместил в террариум. Минерва попросила:

— Потуши свет.

— Зачем?

«Чтобы ты не видел выражения моего лица», — подумала она, но вслух сказала другое:

— Может, я не хочу, чтобы ты видел, какая я старая.

— Минни, ты неисправима! Когда тебе было восемнадцать, ты считала, что заниматься любовью при свете аморально, сейчас нашла другую отговорку... Ты вовсе не старая. По магловским меркам ты выглядишь всего-то лет на сорок.

— Я знаю, что маглы стареют быстрее, а мы кажемся им гораздо моложе, чем на самом деле. Но с каких пор ты стал судить по их меркам?