Unknown - 2922a076-ca59-48a9-bf3c-d16a1fd6c117 out

— Ничего, — сказала она, стискивая руки под столом, чтобы Аластор не заметил. — Мы все ошибаемся в людях. Мне еще повезло вовремя исправить ошибку.

— Я ведь и сам когда-то считал его порядочным, — мрачно сказал Аластор. — Даже дружил, можно сказать. Если бы я тогда не ушел на фронт, а остался в школе, в его компании... Тоже бы сейчас, может, был собачкой у него на побегушках. Тьфу!

Он щедро плеснул себе еще огневиски. Минерва пыталась еще что-то спросить, но речь Аластора стала совсем неразборчивой, а вскоре он ушел, отмахнувшись от предложения помочь аппарировать. Мол, он сам аврор, и пусть только кто-нибудь попробует задержать его за аппарацию в нетрезвом виде...

* * *

Что Том занимается сомнительным бизнесом, Минерву ничуть не удивило. В конце концов, еще в школе к этому все шло. Она удивилась скорее, когда он занялся политикой, — это было позже, году, кажется, в 1963 или около того. Именно тогда он впервые попытался провести своих людей в Визенгамот, и что уж совсем странно — под лозунгами ограничения прав маглорожденных. Насколько она помнила, в школе у Тома не было никаких таких предрассудков.

Она принялась внимательнее читать газеты и примерно через полгода, поговорив еще несколько раз с Моуди и Дамблдором, поняла, в чем дело. Том поступил по сути очень ловко — принялся эксплуатировать предубеждение против маглорожденных, которое было очень сильно в определенных слоях общества. Вдобавок, по словам Аластора, несколько очень богатых предпринимателей-маглорожденных отказались продать ему свои фирмы по дешевке. У этих людей был немалый вес в магическом мире и влияние в Визенгамоте, поэтому Том не рискнул затевать открытую войну. Вместо этого он принялся требовать в прессе расследования происхождения их капиталов, везде и всюду говорить, что маглорожденные грабят волшебников, и добиваться конфискации их имущества. Число его сторонников росло, одни выборы в Визенгамот они чуть не выиграли и не прошли только по обвинению в фальсификации голосов.

Вне Хогвартса творилось что-то непонятное, но в школе все было, как всегда, — привычная, устоявшаяся за столетия рутина. Течение времени здесь почти не ощущалось. Выпускались один за другим старшие курсы, каждый год Шляпа распределяла новичков на факультеты, но по существу не менялось ничего. Жаль только, что Мартина удавалось видеть лишь на каникулах...

Летом 1962 года Минерва получила сову от Джорджа. Он писал, что собирается снова жениться. Его невесту звали Сьюзен, и она была магла. Должно быть, Джордж был сыт по горло жизнью с потомственной ведьмой и решил не повторять опыт.

Читая письмо, Минерва испытала странные чувства. Казалось бы, столько времени прошло, и возвращаться к Джорджу она совершенно не собиралась — откуда же внезапная вспышка ревности? Впрочем, насколько она поняла, Сьюзен испытывала к ней то же самое, так что на свадьбу Минерву не пригласили. Мартина звали — Джордж был готов аппарировать за ним, — но тот отказался. Он был расстроен и не хотел видеть отца.

Правда, уже через год Мартин сменил гнев на милость и согласился погостить у Джорджа. Вернулся довольный: "тетя Сьюзен" оказалась вовсе не такой плохой, как он думал, и не собиралась играть роль злобной мачехи. Да и при всем желании ей было бы не до того — у нее недавно родился ребенок, которого назвали Найджелом.

— Представляешь, мам, — возбужденно рассказывал Мартин, — он все время только ест да спит! А еще плачет и пачкает пеленки. Не понимаю, какая польза от таких маленьких детей?

— Глупый, — смеялась Минерва. — Ты же сам такой был...

— Неправда, — возмущался Мартин. — Я был в сто раз умнее. Спроси бабушку, если не веришь!

Позже, когда Мартин пошел в Хогвартс, он стал навещать отца почти каждые каникулы. Минерва разрешала, хотя в глубине души недолюбливала эти поездки — Джордж, соскучившись по старшему сыну, умудрялся так его избаловать за лето, что потом с Мартином не было никакого сладу.

Мартин рос очень похожим на отца. Такой же основательный и спокойный, но при этом упрямый и скрытный. Почти никогда не спорил, уклонялся от разговора, отмалчивался, но потом все равно делал по-своему.

Когда сын пошел в школу, Минерве казалось, что теперь волноваться не о чем — все-таки на глазах, под присмотром... Как бы не так! Отныне каждая выходка Мартина становилась ей немедленно известна от коллег. К учительским детям всегда относятся по-особому, и Минерва сама постоянно ловила себя на несправедливости. Она твердо решила, что никак не будет выделять Мартина — он такой же ученик, как все! — но все равно выделяла, правда, со знаком "минус". Придиралась к каждому нарушению, ставила ему три балла там, где другому поставила бы десять... Конечно, это было неправильно, и Мартин страшно обижался.