У нее не было никакого опыта с мужчинами, кроме Тома, и раньше ей казалось, что это всегда одинаково. А оказалось, что вовсе нет... Джордж не заставлял ее делать то, что ей не нравилось, не пытался зажечь свет или увидеть ее без ночной рубашки. Он очень старался доставить ей удовольствие, в отличие от Тома, который всегда думал только и исключительно о себе. Со временем Минни даже научилась получать удовольствие от секса. Но... Было множество всяких "но".
Не тот был запах, не тот вкус губ, не те интонации. Если Джордж пытался сказать ей что-то ласковое, она требовала, чтобы он замолчал, потому что это раздражало. Какие бы умные вещи Джордж ни говорил, они казались ей нелепостью. А ведь Том когда-то мог молоть любую чушь – и Минни сходила с ума от одного лишь звука его голоса...
Прожив с Джорджем несколько лет, она все еще, идя по улице, могла внезапно остановиться, как вкопанная, потому что ей мерещился в воздухе запах мяты.
Она старалась. Она честно старалась быть хорошей женой и хорошей невесткой. Привыкла жить с маглами и по-магловски, научилась ездить в трамвае, готовить на газовой плите и шить на швейной машинке. Честно пыталась полюбить свекра и свекровь, которые не любили ее. Наверное, раньше они думали, что волшебник в семье — это очень здорово. Но когда убедились, что от этого не прибавится ни денег, ни имущества, что нельзя вот так просто взять и наколдовать счет в банке или жилье побольше, то стали потихоньку пилить Джорджа: мол, ты и сам живешь не как люди, и женился на такой же ненормальной... Джордж то ссорился с ними, то пытался помириться. Он никогда не давал Минерву в обиду, всегда защищал ее, как мог, в том числе от собственной семьи. Наверное, он и вправду был хорошим мужем, если объективно. Это она была неправильной, она вела себя, как неблагодарная свинья.
Чем дальше, тем больше ее все раздражало в Джордже: как он двигается, как ест, как смотрит... Ведь не может же быть, чтобы самые обыденные вещи вызывали такую ненависть! Она стала сама себя бояться и все четче понимала, что жить с Джорджем дальше — значит мучить его и себя. Когда узнала, что беременна, поначалу даже обрадовалась. Может быть, думала она, теперь все наладится… Но когда в 1953 году родился Мартин, Минерва окончательно и бесповоротно поняла — Джордж ей больше не нужен.
Они развелись быстро и без ссор. Джордж помог ей перевезти вещи, они договорились, когда и как будет он видеться с сыном. Минерва увезла Мартина к своей матери на остров Скай — дед к тому времени уже умер, — а сама устроилась в маленькую лабораторию в Эдинбурге. Там платили мало, зато и работы было немного, так что оставалось время на ребенка. На ее собственные заработки и деньги, которые присылал Джордж, можно было худо-бедно существовать, тем более что на еду почти ничего не приходилось тратить — овощи с огорода, молоко от собственных коз, рыба из моря...
О Томе она почти не вспоминала. Он уехал из Англии и, видимо, насовсем, раз так долго не возвращался.
Потом в декабре 1956 года Минерве внезапно прислал сову Дамблдор. В письме спрашивалось, не хочет ли она занять в Хогвартсе место преподавателя трансфигурации. Подумав с полчаса, она ответила согласием.
Так началась ее новая жизнь.
* * *
Поначалу ей было непонятно, как ее так быстро и легко взяли на работу — без всяких предварительных собеседований, рекомендаций, да еще посреди учебного года. Причина разъяснилась две недели спустя, из разговора с Дамблдором. Когда Минерва задала ему прямой вопрос, он честно ей ответил: да, все дело в том, что Риддл вернулся в Англию.
— Видишь ли, Минни, он ведь претендовал — ну, да ты знаешь, — на место учителя ЗОТИ, — говорил Дамблдор, наливая ей чай. — Собственно, он даже преподавал немного, когда сам еще учился на старших курсах. Тогда мне удалось убедить совет попечителей, что он слишком молод для постоянного места в штате. Но сейчас прошло десять лет, и опыта Тому не занимать, так что формальных поводов для отказа больше нет. Вот и пришлось мне, — Дамблдор обезоруживающе улыбнулся, — самому занять пост преподавателя ЗОТИ и найти учителя трансфигурации на свое место. Выбирая между мной и Томом, совет попечителей все же выбрал меня.
— Почему вы отказали ему тогда? — спросила она. — Я имею в виду настоящую причину...
— Понимаешь, — Дамблдор задумчиво взял лимонную дольку, — я ведь видел, как он работает с классом. Тому неинтересно учить. Он вовсе не стремится поделиться с учениками своими знаниями. Вместо этого он выбирает любимчиков, тех, кого может включить в свою свиту, кто будет ему предан. Остальные — да хоть трава не расти... Ты же сама понимаешь, насколько это неверный подход для педагога. Учитель не имеет права уделять внимание только избранным — он должен быть наставником для всех… Кроме того, у меня были нехорошие подозрения насчет того, чему именно Том будет учить своих фаворитов. Его всегда слишком тянуло к экспериментам, к рискованным областям магии... Он, безусловно, талантлив, но парадокс в том, что иногда серая посредственность бывает лучше блестящих умов. В педагогике особенно. Не принимай на свой счет, пожалуйста.
Читать дальше