Да, тетя Петуния не была совершенством, но свое мнение о раке он пересмотрел. Такого не заслуживал никто. Она гнила заживо, ее тело все еще цеплялось за жизнь, хотя надежды уже не было. На Гарри накатил приступ тошноты, но, когда он сглотнул, полегчало. Немного. После пары глубоких вдохов стало почти нормально. Только тогда он смог оторвать взгляд от тетки.
Он не плакал — не по Петунии, по крайней мере, — но слезы уже подступили к глазам. Слезы стыда. Одна-две слезинки успели скатиться по щекам, но Гарри даже не заметил их, пока Ремус не протянул ему молча белый носовой платок. «Нет, не Ремус», — напомнил он себе, хотя сейчас осознать это было еще труднее.
— Спасибо, — прошептал он, не оборачиваясь на Снейпа. Господи, какое счастье, что это не Ремус. Иначе он бы сказал больше, начал бы бормотать что-то о своей вине, о том, что он желал тетке такой участи... Но он не знал — не понимал до сих пор, что такое смерть. А ведь должен бы — после Седрика, после Сириуса... Но — он был либо легкомысленным идиотом, либо слишком инфантильным. Во всем.
Гарри сунул платок Снейпу и осознанно игнорировал его, рассматривая остальных Дурслей. Дядя Вернон дремал в кресле у тетиной койки, склонив голову набок и слегка похрапывая. Дадли спал рядом на стуле, наклонившись вперед и пристроив руки и голову в ногах кровати. На тумбочке стояли подвядшие гвоздики и лежала распечатанная колода карт.
Гарри замешкался, соображая, что делать дальше, потом пожал плечами, поставил вазочку с маргаритками около гвоздик и пошел взять незанятый стул у одной из коек, где пациентка спала. Бесшумно поставив его рядом с Петунией, он жестом пригласил Снейпа сесть. Потом взял еще один стул для себя.
Несколько минут они сидели молча. Гарри пытался прийти в себя и уложить в голове страшные вещи, которые открылись ему теперь. Не о жизни и смерти, но о нем самом. «И опять — взрослость!» — он слегка поморщился.
В какой-то момент ему пришло в голову, что стоило бы взять с собой что-нибудь почитать. Но у него не было книг, кроме школьных учебников, а их к Дурслям брать не стоило. Он правильно сделал, что оставил книги в своей пустой спальне на Тисовой аллее. В доме, конечно, были и другие книги, но Гарри был не такой идиот, чтобы к ним прикасаться.
Снейп явно нервничал больше, чем когда-либо на памяти Гарри. Впрочем, оно и неудивительно: когда это зельевару приходилось просто вот так сидеть и ничего не делать? В классе он носился как угорелый — от стола к столу, ругая зелья гриффиндорцев и хваля слизеринские, даже если последние ничем не отличались от первых. Если он садился на уроке, то только чтобы проверять письменные работы, пальцем одной руки водя по строчкам, а второй рукой судорожно записывая комментарии вроде: «Похоже, на сей раз вы умудрились растерять все свои мозги. Пока не отыщете их, будьте так любезны не посещать моих уроков».
Даже просто наблюдая, как студенты пишут контрольную, он все равно возился с растворителями или разбирал ингредиенты, одновременно зорко следя за каждым из учеников. Неудивительно, что он заметил, как Гарри сунул конверт под пергамент...
А сейчас Снейпу было абсолютно нечего делать, и Гарри понимал, что скоро тот окончательно взбесится.
Внезапно Снейп встал и подошел к листку с краткой историей болезни, висевшему на спинке кровати. Сняв его, он погрузился в чтение, водя пальцем по строчкам, будто проверяя студенческую работу.
— Посетителям вряд ли разрешается это читать, — заметил Гарри вполголоса.
— Почерк все равно абсолютно нечитабелен, — только что не прорычал Снейп.
Замечательный ответ, учитывая, от кого он исходил. Первогодки не рыдали, получая назад свои эссе, только потому, что комментарии были написаны размашистыми каракулями, которые ни один нормальный человек разобрать не в состоянии. Ну да оно и к лучшему, потому что после того, как прочтешь на полях: «Если вы действительно считаете, что ферментированный экстракт тиса не ядовит, приготовьте его и выпейте. Не забудьте поделиться с сокурсниками-гриффиндорцами», остальное читать уже не хочется.
Раздраженный голос Снейпа не был громким, но его оказалось достаточно, чтобы разбудить Дадли.
Тот потянулся, бормоча что-то спросонок, а затем поднял голову, пошатываясь от усталости. Он уставился на Гарри и заморгал.
Со своей стороны, Гарри не мог не уставиться на кузена в ответ. Дадли выглядел почти так же плохо, как Петуния, и хотя у него не было такого изможденного вида, как у матери, он явно похудел. Сильно похудел.
Читать дальше