user - Содержание

переложений, к сожалению, потерялись, и, несмотря на все наши

усилия, найти их пока не удалось).

Это общение продолжилось и потом, когда мы с Шурой

поженились. Надо сказать, что Юдина все время старалась

помогать Шуре в его обычной, немузыкальной жизни. Расскажу

лишь об одном таком эпизоде. В августе 1951 года, когда у нас с

Шурой родился сын, мы оказались в скверной ситуации, так как у

Шуриной сестры Муси была открытая форма туберкулеза.

Юдина, узнав об этом, переселила Мусю жить к себе, а сама

переехала жить к знакомым; Муся жила у Юдиной до тех пор,

пока лекарства не подействовали и туберкулезные палочки не

перестали выделяться.

В начале пятидесятых Юдина часто бывала у нас, дарила Шуре

ноты, книги. При этом меня и нашего с Шурой ребенка она

игнорировала, считая, видимо, нас существами, не

заслуживающими внимания. Я же смотрела на нее как на

небожительницу, боясь сказать лишнее слово.

Обычно во время этих встреч Юдина играла Шуре, а он ее

критиковал, порой безжалостно. Помню еще, что Шура

занимался с ней чтением партитур Малера. А иногда они вместе

играли в четыре руки.

И так продолжалось до 1956-го года, когда между ними

произошел внезапный разрыв: теперь, случайно сталкиваясь на

концертах, они старались не замечать друг друга.

Многочисленные письма М. В. Юдиной, скопившиеся у Шуры за

шесть лет их дружбы, он уничтожил. Причиной всему этому

послужила, видимо, встреча Марии Вениаминовны с Верой

Прохоровой. О том, что такая встреча имела место, я узнала

много позже, когда прочла письмо Пастернака к Юдиной от 30

августа 1956 г., опубликованное А. М. Кузнецовым.* В этом

письме Пастернак рекомендует Юдиной Прохорову как

прекрасного человека, заслуживающего доверия, и просит

Юдину встретиться с ней.

Довольно долго я думала, что после 1956-го года Шура и Мария

Вениаминовна больше не встречались. Однако это было не так,

как видно из следующего письма М. В. Юдиной от 28.02.61,

адресованного ее ленинградскому другу, историку книги

В. С. Люблинскому*:

«Теперь должна Вам сообщить нечто величественное,

трагическое, радостное и до известной степени тайное.

Слушайте : я написала письмецо – «профессионально-деловое»

по одному вопросу в связи с Малером – Шуре Л[окшину], который его

знает, как никто. В ответ он написал мне, что очень просит меня

повидаться с ним. Я согласилась. Вчера он сыграл мне свой «Реквием»,

** Там же, с. 337.

* «Звезда», 1999, № 9, с. 175-176.

который он писал много лет, вернее «подступал к нему» и бросал и

наконец «одним духом» написал его два с половиной года тому назад.

На полный текст такового, полнее Моцарта . Что я сказала ему, когда

он кончил играть? – «Я всегда знала, что вы гений».

Да, это так и это сильнее многих, из-за кого я «ломаю копья» и равно

(теперь) только Ш[остакови]чу (не последнему…) и Стр[авинско]му.

Сыграно это сочинение быть не может ни у нас, ни не у нас, что

понятно… Это – как Бах, Моцарт, Малер, и эти двое. Он совершенно

спокоен зная, что это так и что оно не будет исполнено. Ш[остакови]ч

теперь просто боготворит его. Знают об этом немногие. Я прошу

сказать только Биме; А[лександра] Дм[итриевна] далека от музыки, с

моей точки зрения, она ей, видимо, не необходима и этим все и

сказано; ибо искусство чуждо «прохладному» отношению. Это не

«вина», а факт, люди и их строй – и должны быть разными .

М[ожет] б[ыть] и никому не надо говорить. – Я рада, что человек

осуществил свою задачу, не зря живет на свете, что я не ошиблась, веря

в него, и не ошиблась, помогая ему в обычной жизни, и была ему

другом в тяжелые дни и часы.

Вот как. Не сердитесь. Не болейте. Сердечно кланяюсь. Не сердитесь. –

М В»

Последние фразы письма отсылают, видимо, к какому-то спору,

возникшему у Юдиной с ее адресатом по поводу Шуры. Нетрудно

догадаться, о чем был этот спор. Видно также, что Юдина не приняла

точку зрения своего оппонента.

Больше Мария Вениаминовна и Шура, насколько мне известно,

никогда не встречались. Общение этих людей было разрушено.

Однако фигура Юдиной вновь возникла перед нами из этого письма,

когда А. М. Кузнецов передал нам в 96-ом году его копию. Это письмо

вывело нас из оцепенения. Мы стали собирать другие письма, а также

воспоминания о Шуре и издали их в конце концов в виде небольшой

книжки*.

2001 – 2004