Алёна Половнева - Хюльдра

Чтобы Алиса перестала бояться саму себя, Бьорн устроил ей фотосессию в лесу. Она ходила босая и растрепанная между стволами деревьев, карабкалась на камни, валялась на мхе. Сначала на Алисе был свитер Бьорна, потом она стянула его, оставшись в длинной майке и трусиках. Разыгравшись, Алиса стянула с себя и эти ненужные лоскуты, а Бьорн отложил камеру, и они занялись любовью прямо на камне, на котором успели отщелкать чуть больше двухсот кадров. Алиса чувствовала спиной холод камня, а животом – жар Бьорна и из этой гармонии противоположностей родилось нечто ранее неиспытанное. Это было похоже на то, как она растворилась в окружающем ее пространстве, частью слившись со своим любовником, частью – с природой, когда Бьорн впервые ее целовал. Только теперь здесь был замешан оргазм.

«Палеокортекс. Он знает, что со мной делать. Что говорить. Куда целовать. Он меня не боится. Информация о таких, как я, записана в его древней подкорке. Память поколений».

В тот момент Алиса верила в сочиненные ею же сказки.

Гамаку не хватало длины, и Бьорн, оставив бесплодные попытки закрепить его, растянул его на земле, прикидывая возможности. Он хватал то один край, то другой, разглядывал его то с одной стороны, то с другой. Алиса смеялась над ним и над его суетливостью, свесившись из окна, а он лишь смущенно улыбался в ответ.

- Натяни рыболовную сеть, - посоветовала Алиса с улыбкой. Бьорн показал ей поднятый большой палец.

Солнце снова припекало. Алиса подняла лицо ему навстречу и зажмурилась. Она не помнила, сколько она так простояла, но из нежных дум ее грубо вырвал сигнал клаксона. Ей даже показалось, будто кто-то тихо позвал ее по имени. Открыв глаза, она бросила взгляд вниз, на Бьорна. Тот стоял, оставив свой неподатливый гамак, и любовался ею.

«Показалось».

Но снова клаксон и снова «Алиска». Она взглянул на дорогу и похолодела. Реальность врезалась в ее тихую счастливую жизнь, как ножницы в ситцевый лоскут.

- Какого черта ты здесь делаешь? – взвилась она по-русски.

Бьорн, вздрогнув, недоуменно смотрел на Алису. Проследив направление ее взгляда, он встревожился: он не хотел, чтобы у него забрали его хюльдру.

- Спустись, есть разговор.

- Как ты меня нашел? – разозлилась Алиса.

- Ты «зачекинилась» на «Форсквер»!

- Черт! – ругнулась Алиса, - что тебе надо?

Фигура, которая до сих пор стояла оперевшись задом на капот прокатной машины и скрестив руки на груди, выпрямилась, сложила руки рупором и проорала:

- Я знаю, что с нами случилось той ночью!

Глава шестая. 2010 год. Не курица, но птица.

- Как твой шринк?

- Психотерапевт, мама! – раздраженно крикнула Нина в трубку.

Нинина психотерапия забуксовала: пережив еще один приступ удушья, она отменила три сеанса у врача и перестала отвечать на ее звонки с напоминаниями. Нина и сама знала, как справиться со своей затяжной истерикой – нужно ликвидировать ее причину. Нужно рассказать о том, что произошло той ночью. И приступы, и бессонница исчезнут сами собой.

Нина не хотела рассказывать эту историю врачу. Зачем? Какой от нее толк? Кому станет легче от пустой болтовни? Не Нине, это уж точно!

Но хитрая врачиха нашла способ ее достать – позвонила ее матери. Город Б – маленький тихий омут, где все черти знакомы между собой. А уж Нине Ивановне Смоленской, заместителю начальника департамента здравоохранения администрации города, каждая врачебная собака почла бы за честь подать лапу. Ее телефон висел на сайте администрации в открытом доступе.

- Приходи к нам, покушаешь… - зашла Нина Ивановна с тыла.

- Мама! Пьеса!

Нина Ивановна вздохнула и нехотя распрощалась, давая понять дочери, что хоть этот бой она проиграла, но битва обязательно будет за ней.

В прошлое воскресенье, Нина приехала к родителям и, стянув с противня только что испеченный пирожок с мясом, объявила, что начинает репетиции новой пьесы, что означало «переход на военное положение»: пока разрабатывался новый материал, и делалась выгородка, Нина сводила к нулю все «бесполезное общение». Она бросала терапию, не давала интервью и не звонила родителям. Нина говорила, что все это ее отвлекает и вгоняет в депрессию и череду фрустраций.

Как большинство родителей, Нинина мама не была довольно жизненным выбором дочери.

- Почему у всех дети здоровые, а моя от врача не вылезает? – вздыхала она, сокрушенно качая перманентом, - зачем ты ставишь эти никому не нужные спектакли? Давай мы тебе работу новую найдем, хорошую…