Алёна Половнева - Колледж Святого Джозефа

Колледж Святого Джозефа Алёна Половнева

hulder.ru, 2013

Часть первая.

Глава первая. Старая гимназия.

Кованый забор украшали надувные шары. Они трепетали на легком ветерке, весело стукались друг об друга, и их легкое хлопанье, которое было не громче шуршания бантов на первоклассницах, органично вплеталось в праздничный гомон.

Прохожие торопились мимо по своим делам, и никто не обращал внимания на разноцветные шарики. Все «бальные ухищрения» в этот день воспринимались как нечто само собой разумеющееся.

Только лишь старуха-пьяница, уже который год живущая под кованым забором, бывшая учительница начальных классов, начавшая потихоньку спиваться еще в девяностых годах, была недовольна. Для нее шарики шумели оглушительно и не давали спать.

- Понавешали тут! – проворчала она и перевернулась на другой бок на своей картонке.

Картонка, на которой спало это парковое привидение, звавшееся Ивушкой, валялась в дальнем углу парка, рядом с калиткой, которой никто не пользовался. В этот вонючий замусоренный угол не совался даже дворник Никитич, справедливо полагая, что сколько Ивушку не выгоняй, она все равно вернется, и что в этом углу она хотя бы никому не мешает. Действительно, Ивушкино жилище было достаточно удалено от центральных ворот, чтобы запах бомжихи не оскорбил ненароком чьих-нибудь деликатных ноздрей.

Летом и ранней осенью входившие сквозь центральные ворота на территорию школы святого Иосаафа не только не чуяли, но и не видели Ивушку. Дорожку из гравия, ведущую от ворот к крыльцу школы, обрамляла искусно подстриженная живая изгородь, над которой возвышались старые деревья: с черной корой и раскидистыми кронами, почти полностью заслонявшие свет. Зимой, несмотря на все возражения Никитича, бомжиха перебиралась жить в подвал школы — старинного здания из красного кирпича, стоявшего в глубине парка.

- А шо? – шамкала Ивушка беззубым ртом, уворачиваясь от метлы, - тебе жалко, шоле? Здесь тепло и тихенько.

Права была старая пьяница: шум улицы не достигал школьного крыльца. Сам Никитич, немолодой мужик со смуглым лицом и здоровыми ручищами, любил на нем сиживать с папиросой в теплые сумерки. Он по-хозяйски похлопывал по холке каменного льва с факелом в лапе, украшавшего крыльцо, и гонял ребятишек из Муравейника, повадившихся рисовать на льве черт знает что.

- Это светоч знаний, - говаривал Никитич, стирая матерное слово с факела или лишнюю анатомическую подробность со льва.

Изящное здание в три этажа, с огромными окнами и замковыми дверьми, было построено в одна тысяча девятьсот четвертом для образовательных целей. По ходатайству предводителя местного дворянства сюда переехала женская гимназия, первая в городе Б.

Благородные барышни сиживали за свежеоструганными партами в просторных классных комнатах, зубрили французские глаголы в огромной библиотеке, скрипели гусиными перьями на уроке чистописания и гуляли в перерывах тенистыми аллеями. В то время в парке при гимназии водились белки, и девушки приносили для них гостинцы в своих обеденных корзинках. Белки были совсем ручными: самые смелые из них повадились по весне запрыгивать в классные комнаты и воровать орехи. К одиннадцатому году в гимназии обучалось около шести сотен барышень.

Шло время, развертывался богатый событиями двадцатый век. Вскоре девиц расхватали по домам, белки повывелись как-то сами собой, а фасад старой гимназии украсила первая мемориальная доска с надписью «Здесь была женская гимназия, памятник, охраняется государством». Само здание отошло военному госпиталю №1923, который просуществовал в нем несколько летних месяцев сорок первого года, вплоть до самой оккупации, за что здание получило вторую мемориальную доску.

Оккупировав город Б, немцы разместили в нем своих лошадей. Бывшая гимназия с достойным уважения смирением приняла свой новый статус, будто пообещав быть конюшней столь же образцовой, какой была школой. Только изредка, как поговаривали, волновались немецкие лошади, и один раз приключился пожар. Времена были военные, лихие, поэтому никакой мистики в этом не углядели.

В войну гимназия-конюшня пережила пару бомбежек, лишившись изрядного куска крыши и третьего этажа. Однако, когда немцев изгнали из города Б, и государство отряхнулось от затяжного военного положения, был поставлен вопрос: ремонтировать здание или оставить его разбомбленным, как напоминание потомкам о великой войне? Споры шли жаркие, но решение было принято в пользу созидания. Здравый смысл победил, и к новому, тысяча девятьсот пятьдесят седьмому году, у здания из красного кирпича подлатали все дыры и снова ввели его в эксплуатацию.