maya - Microsoft Word - Часть 3 МАЙИ ГОРИНОЙ.doc

путь. Недовершенное в жизни совершается художником в посмертии и на этот раз. Чем значительнее

созданный художником человекообраз, тем большие возможности открывает он перед метапра-

образом. И тот, кто был отображен Гёте как Фауст, скоро вступит в Синклит Мира, где давно уже

пребывает Дон Кихот, а во втором эоне станет грандиозной личностью среди преображенного

человечества. (По нашему мнению, это самый великий образ в мировой литературе --М.Г.)

Для человека с раскрывшимися духовным слухом и зрением встреча с тем, кто нам известен и

нами любим как Андрей Болконский, так же достижима и абсолютно реальна, как и встреча с великим

человеческим духом, которым был Лев Толстой. Вопрос -- в раскрытии соответствующих, в каждом из

нас заложенных органов восприятия и в том, в который именно из иноматериальных слоев

Шаданакара проникли мы благодаря этим органам. Сколь фантастично ни казалось бы все, что я здесь

говорю, и сколько бы насмешек ни вызвал уверенный тон этих высказываний, я иду навстречу любым

насмешкам, но не могу взять назад ни одной из формулированных здесь мыслей.

Однако после сказанного уже не может показаться странным следующее: роль крылатого

даймона по отношению к человеку -- носителю дара и миссии заключается, в смысле метода его

воздействия, в том, что он, прежде всего, снимает запоры с хранилища творческого импульса,

заложенного в вестнике, как и во всяком человеке, и этим способствует тому, что в творческое лоно

художника устремляется поток оплодотворяющих впечатлений жизни, отливаясь в тот или иной

образ; во многих случаях -- в человекообраз. Дальнейшая же работа даймона над астралом вестника

преследует цель ослабления косности тех эфирно-физических преград, которые отделяют

человеческое сознание от высших способностей, заложенных в астральном теле. При этом, в

зависимости от художественной и личной индивидуальности данного художника, а также в

зависимости и от характера его миссии, работа даймона может быть сосредоточена в особенности на

какой-нибудь одной из этих способностей: на духовном зрении или слухе, на глубинной памяти, на

способности созерцания космических панорам и перспектив, на способности высшего понимания

других душ человеческих -- можно назвать ее способностью духовного анализа -- и, наконец, на

способности к Любви в самом высоком смысле этого слова. В отдельных случаях работа даймона

может направиться на раскрытие исключительно одной из этих способностей, а ее раскрытие облегчит

и ускорит его работу над другими способностями уже в другой, более поздний период жизни вестника

на земле. Нечто схожее происходило, например, с Чеховым. Его миссией было пронизание искусства

слова любовью к людям в такой мере, к какой только приближались Диккенс и Достоевский. Чехов

стоял на совершенно прямом пути. Закрытость его духовного зрения, слуха, способности созерцания

космических панорам -- все это было явлением временным, вызванным тем, что работа даймона была

устремлена на раскрытие в нем дара высшей любви, и когда эта фаза работы была бы завершена,

остальные способности раскрылись бы одна за другой с потрясающею быстротой. К семидесяти годам

Чехов являл бы собой образец сочетания гениальности и святости. Этому помешала только смерть в

сорокачетырехлетнем возрасте, только она.

Существует некий закон масштабов: становящаяся монада делается тем более великой, чем

глубже были спуски, которые ею совершены, и страдания, которые пережиты. Монада эманирует из

Отчего лона в материю не для того, чтобы скользнуть по поверхности одного из слоев планетарного

космоса, а для того, чтобы пройти его весь, познать его весь, преобразить его весь и, возрастая от

величия к величию, стать водительницей звезд, созидательницей галактик и, наконец, соучастницей

Отца в творении новых монад и вселенных. Отсюда -- наше чувство благоговения и преклонения не

только перед категориями прекрасного и высокого, но и перед категорией великого. Отсюда --

72

возникновение в нашей душе этого чувства при соприкосновении с такими образами, как Эдип,

Прометей, Фауст, Дон Жуан, Брандт.

2. Миссии и судьбы. Достоевский

Именно грандиозные масштабы заложенных в них потенций отличают «детей Достоевского».

Чем, в сущности, оправданы всевозможные, без конца варьируемые от романа к роману, от персонажа