Бернард Корнуэлл - Языческий Лорд

- Я передам ярлу Бьйоргульфу, - произнес он полным изумления голосом, - и привезу тебе ответ.

- Не трудись, - заявил я, - я знаю ответ. Ты отправишься и скажешь ему, что Утред Беббанбургский едет в Глевекестр и что он не попытается нас остановить. И считай, что тебе повезло, Торфи.

- Повезло?

- Ты повстречался со мной и выжил. А теперь отправляйся.

Они развернулись и уехали. Их лошади были гораздо свежей наших, и очень скоро они были уже далеко впереди, и мы потеряли их из вида. Я ухмыльнулся Финану.

- Давай получим от этого удовольствие, - сказал я.

- Если только они не решат стать героями и спасти их.

- Не решат, - заверил я. Я посадил девчонку, Сигрил, на лошадь Роллы, он скакал с обнаженным мечом, а мальчик, Кнут Кнутсон, ехал в седле Свитуна, который, как и Ролла, вытащил клинок из ножен.

Фригг ехала между Элдгримом и Кеттилом, и, казалось, не обратила внимания на то, что произошло. Она просто улыбалась. Перед Фригг и детьми, во главе нашей колонны, находились два знаменосца, потому что впервые с тех пор, как мы покинули Бирддан Игг, мы развернули флаги со вставшим на дыбы конем Мерсии и волчьей головой Беббанбурга.

А датчане просто смотрели, как мы проходим мимо.

Нашему взору предстал Глевекестр, и я увидел, что все постройки перед высокими стенами сожжены и расчищены, чтобы защитники могли заметить приближение врага. Стены ощетинились копьями, освещенными низкими лучами вечернего солнца.

Слева от меня стояли навесы, поставленные датчанами Бьйоргульфа, теми людьми, что присматривали за городом, чтобы удостовериться, что фирд не предпримет попытку устроить вылазку. Там было, наверное, четыре сотни датчан, сосчитать их было сложно, потому что как только мы появились в их поле зрения, они поскакали по обе стороны от нас, но всегда держась на почтительном расстоянии. Они даже не выкрикивали оскорбления, просто наблюдали.

Примерно в миле от северных ворот города крупный человек с рыжими усами с проседью пришпорил лошадь в нашу сторону. Его сопровождали два молодых воина, и ни один не держал щит, лишь мечи в ножнах.

- Ты, должно быть, ярл Бьйоргульф, - поприветствовал я его.

- Да.

- Приятно наконец-то увидеть солнце, правда? - произнес я. - Не припомню такого сырого лета. Я уже начал думать, что дождь никогда не прекратится.

- Ты поступил бы мудро, отдав мне семью ярла Кнута - ответил он.

- И все поля гниют под этим дождем, - продолжал я. - Никогда не видел, чтобы погибло столько урожая.

- Ярл Кнут будет милосерден, - заявил Бьойргульф.

- Тебе следовало бы беспокоиться, милосерден ли я.

- Если им причинят боль..., - начал он.

- Не будь глупцом, - оборвал его я, - конечно, им не причинят вреда. Если ты сделаешь именно то, что я тебе велю.

- Я..., - снова начал он.

- Завтра утром, Бьйоргульф, - заявил я, как будто он и не пытался вступить в разговор, - ты заберешь отсюда своих людей. Вы отправитесь на восток, на холмы, и к полудню вас здесь уже быть не должно.

- Мы...

- Все вы, и лошади тоже, на холмы. А если ты останешься здесь, вблизи города, если я увижу хоть одного датчанина поблизости от Глевекестра после полудня, я выпущу кишки дочери Кнута и отправлю их тебе в подарок.

Я одарил его улыбкой.

- Было приятно с тобой побеседовать, Бьйоргульф. Когда отправишь гонца к ярлу, передай ему мои приветствия и скажи, что я оказал ему ту услугу, о которой он меня просил.

Бьйоргульф нахмурился.

- Ярл попросил тебя об услуге?

- Да. Попросил узнать, кто его ненавидит, и выяснить, кто захватил его жену и детей. Ответ на оба вопроса, Бьойргульф, - Утред Беббанбургский. Так ему и скажи. А теперь иди, от тебя несет, как от козьего дерьма, вымоченного в кошачьей моче.

А мы подошли к Глевекестру, и огромные северные ворота медленно открылись, а баррикаду за ними растащили, и люди радостно приветствовали меня с крепостного вала, когда два наших флага пронесли под сводом римских ворот.

Копыта лошадей громко застучали по древним камням, а на улице стоял Осферт, ожидая нас, он выглядел счастливее, чем когда-либо, а рядом с ним находился епископ Вульфхед, который сжег мой дом, а над ними на лошади, покрытой серебром, сидела моя золотая женщина, Этельфлед Мерсийская.

- Я же сказал, что найду тебя, - радостно заявил я ей.

Так я и сделал.

Когда я навещал своего кузена Этельреда, что я делал крайне редко и неохотно, то ехал в его дом за пределами Глевекестра, который ныне, как я предполагал, обратился в пепел.

Я редко бывал внутри города, что был более впечатляющим, чем Честер. Дворец представлял собой башню, сложенную из тонких римских кирпичей, когда-то облицованных мраморными плитами, но теперь большую часть из них пережгли в известь, осталось лишь несколько ржавых железных скоб, которыми раньше крепился мрамор.