- Если вы не уйдете через час, - сказал я Гейрмунду, - женщина ярла Кнута станет нашей шлюхой. Ты понял? Отправляйся на восток, на холмы! - и я указал в том направлении.
- Поезжай к ярлу Кнуту и скажи ему, что его жена и сын вернутся в целости и сохранности, если он уйдет обратно в Нортумбрию. Скажи ему это! А теперь иди! Или ты увидишь, как тело Кнута Кнутсона сожрут собаки.
Они мне поверили. И ушли.
И весь следующий час, пока скрытое за завесой облаков бледное солнце поднималось до своей полуденной высоты, мы смотрели, как датчане покидают Глевекестр. Они ехали на восток, в сторону холмов Коддесволд, за всадниками пешком следовала толпа женщин, детей и слуг.
Ногу мертвого ребенка прибило к берегу рва, и два ворона прилетели на пиршество.
- Похорони то дитя снова, - велел я священнику, - и пришли ко мне его родителей.
- К тебе?
- Чтобы я мог одарить их золотом, - объяснил я. - Иди же, - сказал я ему и перевел взгляд на сына, который наблюдал за отступающими датчанами. - Искусство войны, - заявил я, - заключается в том, чтобы заставить врага выполнять твои приказы.
- Да, отец, - послушно отозвался он. Он терзался из-за неистовых и молчаливых страданий Фригг, хотя сейчас, как я полагал, Этельфлед уже успокоила бедняжку. Я отрезал волосы малышке Сигрил, но они отрастут, а в качестве утешения я дал ей кусок сочащихся медом сот.
Вот так, по цене поросенка и волос девчонки, мы очистили Глевекестр от датчан, а как только они ушли, я повел сотню воинов туда, где в реке были привязаны корабли.
Некоторые из них вытащили на берег, но большая часть была привязана к берегу Сэферна, и мы сожгли все, кроме одной маленькой лодки. Один за одни корабли охватывал огонь, языки пламени взмывали вверх по пеньковым веревкам, и мачты рушились в искрах и дыме, а датчане все это видели.
Хоть я и велел Гейрмунду не останавливаться, пока не дойдет до холмов, я знал, что он оставит людей наблюдать за нами, и они видели, как их флот превратился в пепел, а река стала серой, когда он поплыл в сторону моря.
Корабль за кораблем загорался, драконьи головы изрыгали огонь, дерево трещало, а корпуса с шипением тонули. Я оставил один корабль на плаву и отвел на его борт Осферта.
- Он твой, - сказал я.
- Мой?
- Возьми дюжину человек и плывите вниз по реке. А потом вверх по Афену. Возьми Рэдвульфа, - велел ему я. Рэдвульф был одним из самых старых моих воинов, медлительным и спокойным, который родился и вырос в Вилтунскире и хорошо знал тамошние реки.
- Афен приведет тебя далеко вглубь Уэссекса, - продолжал я, - а я хочу, чтобы ты прибыл туда побыстрее!
Вот почему я не сжег один корабль, по реке добраться можно будет быстрее, чем по земле.
- Ты хочешь, чтобы я отправился к королю Эдуарду, - предположил Осферт.
- Я хочу, чтобы ты надел свои самые тяжелые сапоги и хорошенько пнул его по заднице! Скажи, чтобы повел свою армию к северу от Темеза, но пусть ждет, пока с востока не появится Этельред. Лучше всего, если они объединятся.
И пусть выступят на Тамворсиг. Не могу сказать, где мы будем или где будет Кнут, но я постараюсь заманить его на север, в его собственные земли.
- Тамворсиг? - спросил Осферт.
- Начну с Тамворсига и буду пробиваться на северо-восток, и он придет за мной. Придет быстро, и у него будет в двадцать или тридцать раз больше воинов, так что мне нужны Эдуард и Этельред.
Осферт нахмурился.
- Так почему бы не остаться в Глекекестре, господин?
- Потому что Кнут оставит здесь пять сотен человек, чтобы загнать нас в клетку и делать всё, что ему заблагорассудится, пока мы почесываем зады. Я не могу позволить ему устроить мне ловушку в бурге. Ему придется гоняться за мной. Я буду вести его в этом танце, а ты должен привести Эдуарда и Этельреда, чтобы к нему присоединились.
- Я понял, господин, - ответил он, обратив взор на горящие корабли и огромный столб дыма, от которого небо над рекой потемнело. Мимо пролетели два лебедя, направляясь на юг, и я посчитал их хорошим предзнаменованием.
- Господин? - спросил Осферт.
- Да?
- Мальчик, - смущенно поинтересовался он.
- Сын Кнута?
- Нет, сын Ингульфрид. Как ты с ним поступишь?
- Как я поступлю? Я предпочел бы перерезать его жалкую маленькую глотку, но настроен продать его отцу.
- Обещай, что не причинишь ему вреда, господин, и не продашь в рабство.
- Обещать?
Он глядел на меня с вызовом.
- Для меня это важно, господин. Разве я когда-нибудь просил тебя об одолжении?
- Ага, ты просил спасти тебя от судьбы стать священником, что я и сделал.
Читать дальше