Максим Шинкарёв - Два миллиметра стали и ржавчины

- Множественные переломы, ушибы, собака за руку с перепугу порвала. Менты, медики. А утром - армагеддец. Что там этим журнашлюстам в тепле не сиделось - не знаю. Припёрлись. Трагедия мценского уезда. “Охранник травил ребёнка собаками”, “Маленький ребёнок навсегда искалечен”, “Сторожевой оборотень”. Папаша с мамашей, с бодуна шатаясь, на бедолагу кидАются, глаза выцарапать да рёбра поломать перед камерой. В общем, всё.

Кракли поднял с мостков шляпу.

- Менты тоже отрапортавались - громкое дело, шум-газеты-камеры, все дела.

Встряхнув, он надел шляпу на голову.

- В общем, сидит он ночью в камере, избитый до синевы, нах*й никому не нужный, начальство открестилось, мол, превышение полномочий, мы не при делах, на улице какие-то бесноватые орут, аж четыре штуки, плакат притащили, “зверю по заслугам”, с тремя ошибками, в окно слышно. Вертухай сквозь дверь спрашивает, посношал ли он её перед тем, как досками завалить.

Кракли умолк. Тишина висела над рекой.

- И что? - спросил Йети.

Голос его был не такой, как недавно, без менторских ноток.

- А он сидит, коленями уши зажимает, и молится про себя - Господи Исусе Христе, Сыне Божий, прости меня грешного! Плачет и шепчет, плачет и шепчет. Но не меняется ничего. Он так часа два, наверное, просидел, совсем ум за разум у него зашёл, и сам, говорит, не заметил, как за другое просить начал - помоги, говорит, рабе Твоей Варваре, избави, исцели её от недуга, ибо слово Твоё крепко, и Твоё лишь Царство, и сила, и слава вовеки.

- Варваре? - спросил Феодос.

- Так пигалицу ту звали, - ответил Кракли, - что досками придавило.

- И что дальше? - спросил Речник.

- А дальше, - ответил Кракли, - сам, говорит, не заметил, как посветлело в камере. Утро пришло. Он и упал, как обухом врубленный. Проснулся к обеду, когда следователь пришёл. И оказалось, что за это утро папаша с мамашей с залитых глаз нанесли друг другу несколько колотых ранений, владелец стройки оказался беглым уркой, а девочка поздоровела. Ушибы оказались не такими страшными, из серьёзного - перелом руки да глубокий укус. Собаку пристрелили.

Кракли повернулся к слушателям.

- В общем, впаяли ему административку, уже не помню за что - типа, должен был следить за укладкой леса, типа нарушения техники безопасности. Сунули в зубы штраф и пятнадцать суток. Журналюги похаяли, да отстали.

Кракли замолчал.

- Ничего не доказывает, - сказал Йети. - Совпадение.

Голос у него был потухший.

- Да срать я хотел на доказательства жидко, - ответил Кракли. - Если вначале так совпало, что всё ему камнем бетонным на шею, а потом - вдруг разом разошлось, то хрен тебе, а не совпадение. Совпадение - это когда ты в столовку пожрать пришёл, руку в карман сунул - а там дыра. Вот это совпадение.

Йети поморщился.

- Но ведь разум… - начал было он, но его перебил Феодос. Голос его был слаб, но решителен.

- В семинарии про это говорили, - сказал он, опираясь рукой на мостки.

- В семинарии!? - поперхнулся Речник. - Нет, продолжай, прости.

- Да, - сказал Феодос, - говорили, что мы часто путаем разум и рассудок...

- А какая разница? - удивился Йети.

- Тсс, - шикнул Речник.

- Рассудок - это простая, тупая, бездушная штука, - сказал Феодос, - а разум - это когда рассудок соединяется с душой и наполняется духом.

Йети фыркнул.

- Рассудок - это, в общем, что-то вроде математической логики, её Джордж Буль сформулировал в середине 19-го века, - продолжил Феодос.

Голос его стал твёрже.

- Она простая как доска, там всего четыре операции - и, или, не, если-то, и два операнда - истина и ложь.

Йети начал слушать внимательно.

- Для каждой операции есть по простенькой формальной табличке, и основа простая. Вот как нам объясняли - ЕСЛИ плод оранжевый ИЛИ - выделил голосом Феодос - зелёный И размером с кулак, ТО он похож на апельсин И НЕ похож на арбуз.

Йети потёр затылок ладонью.

- В этом и есть весь рассудок, - продолжил Феодос, - четыре костыля и две ноги. И те чужие. Рассудок не разбирается, что есть истина и есть ложь, он не тянет. Ему снаружи сказали - это ложь, а вон то - истина, он скушал и пошёл. Замени ему истину на ложь - тоже скушает, только обратное совсем нарисует. Или вообще чего-то несуразное.

- Ну, не всё же может быть зеркально отражено, - сказал Йети.

- Не всё, согласился Феодос, - и тут обычно вмешивается эмоция, она же чувство.

- Ну-ка, - сказал Йети полускептически, но заинтересованно.

- Чувство, - сказал Феодос, - это реакция на внешний мир. Она такая, чтобы всегда быть на стрёме у рассудка и сказать ему, что сейчас истина, а что ложь. Истину она, если за ней не следить, подбирает так, чтобы ты оставался в профите, а мир - в жопе.