Максим Шинкарёв - Два миллиметра стали и ржавчины

Феодос поднял глаза на луну.

- Со мной было полтора килограмма героина, полдесятка китайских “калашей” и восемь цинков на 5.45. Вполне тянуло лет на пятьдесят и до пожизненного, при минимальной фантазии прокурора или в случае моего сопротивления. Попытка скрыться за это вполне канала.

Феодос хлебнул из фляги.

- Так что им достаточно было аккуратно всадить пулю себе в борт, “найти” у меня гильзу, и никто бы не спросил, а куда это подевался залётный грек.

Он смотрел на волны.

- Лодку трясло, швыряло, осколками пластика шею постегало. Я держался за штурвал и во всём мире для меня был важен только один человек.

Он выдохнул и повернулся к Йети.

- Это был стрелок, - сказал он, гладя Карапузу в глаза, - он держал мою жизнь в кулаке. И всё зависело от него.

Феодос усмехнулся, отвернул лицо к реке.

- Я струсил, - продолжил он, - попытался сдаться. Заглушил двигатель и поднял руки.

Он снова хлебнул из фляги.

- Они ослепили меня прожектором и всадили очередь в грудь. Помню, фонарь был прямо один в один как эта Луна - он ткнул в небо пальцем, - такой же круглый, одинокий и слепящий.

Феодос привстал, высвободил ноги и опустил их в речную волну.

- От этого человека зависело всё, - сказал он тихо, - и другого авторитета просто не было. И знаешь, почему?

Йети покачал головой.

- Нет.

- Этот человек был орудием, - сказал Феодос. - Ножом, что пресекал запутавшуюся нить.

- Не пойму, куда ты клонишь, - буркнул Йети.

- Нож всегда в чьей-то руке, - ответил Феодос. - И рука всегда выше ножа.

- И ты говоришь о боге, я понял, - сказал Йети. - И мне это всё надоело.

Он поднялся. Постоял, глядя на сидящих и неожиданно заорал:

- Да что ж вы во всём видите какую-то мистическую херь, вашу мать!? Что вы все как собаки в миску уткнулись - бог то, бог сё, судьба, провидение?! Вы же все взрослые, неглупые люди, что вам всем нужна какая-то метафизическая нянька? Всё нужно верить в какую-то чушь? Подотрите свои сопли сами! Подотрите и идите вперёд!

Он замолчал, переводя дух.

- А ты свои как, подобрал? - поинтересовался Речник.

- Что? - поперхнулся Йети.

- Я спрашиваю, - повторил мирно Речник, - ты свои как - подобрал?

- Что ты имеешь в виду? - агрессивно спросил Йети.

- Ты умер от рака лёгких, - всё также мирно напомнил Речник, - хотя знал об опасности и наверняка не раз проверялся. Или не проверялся, но кашлял по утрам и понимал, о чём это говорит.

Йети потоптался и сел.

- Медицина не нашла связи между курением и раком лёгких, - сказал он отстранённо.

- Угу, - кивнул Речник, - и между пулей и дырой в башке тоже.

Йети молча посмотрел на него и не ответил.

- Ты верил в то, что тебе удобнее, - сказал Речник, - и в этом ничем от нас не отличаешься. При этом ты разрешаешь себе определять свои верования, а нам в этом отказываешь. Вернее, ты предписываешь нам верить в то, что тебе хочется видеть. И знаешь, почему?

Йети молчал.

- Потому что ты не веришь, что твои убеждения истинны, - Речник опустил ноги в реку, поболтал ими.

- С чего ты так решил? - спросил Йети.

- С того, - сказал Речник, - что ты тащишь нас в свой мир, чтобы и мы вошли в него и подтвердили твою правоту. Мы - твои единственные авторитеты. У тебя других нет.

Йети опустил лицо и закрыл его ладонями.

- Это нормально, - сказал Речник, - мы все такие. Все как один. Взрослые и неглупые. И все со своими грехами. Все тут. Но у всего есть грань.

Он поглядел на Йети.

- И эта грань - понимание того, что мы нихрена не стоим в плане принятия решений и организации мира. Человеческая цивилизация существует дохрена лет, и что по себе оставила? Вот представь, что завтра все сдохли. Все легли и не поднялись. Что останется? Ответь, Йети.

Йети поднял лицо из ладоней. Поглядел на Речника, отвернулся к реке.

- Камень, стекло и немного ржавой стали, - ответил на свой вопрос Речник, - асфальт, обрывки газет и использованные гондоны. Всё это прогниёт лет триста и канет в никуда. А солнце продолжит вставать над травой и снегом.

Речник хлебнул из фляги и вложил её в руку Йети.

- Так что нихрена мы не можем сами, - сказал он. - А мир крутится вокруг плазменного сгустка без какого-то нашего в том участия и всё таскает на хребте вшей с манией величия.

Йети молча отхлебнул и протянул флягу обратно.

Они сидели ещё, но уже молча.

Когда закончилась водка, они начали устраиваться на ночлег - Кракли и Йети в заброшенном домике, Речник - на палубе субмарины, Феодос - на мостках причала.

Настырник тоже остался на мостках. Уселся по-турецки на доски и смотрел на тускнеющую Луну.