Максим Шинкарёв - Два миллиметра стали и ржавчины

- Хорошо, - сказал он, - только ты приходи, ладно?

- Ладно, - кивнул Настырник.

Речник, чуть покачиваясь, пошёл по мосткам, и шаги его заплетались.

- Только разум, - сказал Йети, затягиваясь, - только логика.

- Логика, - хмыкнул Кракли, - от рака лёгких умер, а смолишь. Уже третью скрутил. Где ж тут логика?

- Тут у меня лёгкие не болят, - отрезал Йети. - А эти все мистические выкрутасы и представления истерички не стоят ни гроша. Логика - проста и понятна, прозрачна и управляема.

- Управля-а-аема… - протянул подошедший Речник.

- Есть что возразить? - спросил Йети, покосившись на Речника. - Что?

- Не, ничего, - ответил Речник, присаживаясь. - Ты продолжай.

На душе его было тяжело. А ещё крутилась мысль - видит ли кто-то ещё свечение в глазах Настырника? Никто не обратил на это внимания.

- Ну так вот, - пыхнул огоньком Йети, - логика меня всегда спасала.

- Только не тогда, когда метастазы пошли, - фыркнул Кракли.

- Да, тогда не спасла, - ответил Йети, - а что могло? Господь Бог, иже еси на небесях? Не припомню как-то.

- Я тоже не припомню, - сказал Кракли, - чтобы Бог помогал тем, кто его не ищет. В смысле, в малом помогал. И видел такое, как он помогал тем, кто просил. Верил и просил.

Он вытянул ноги, и полы плаща свесились с сухих лодыжек, словно сохнущие листья.

- Ну-ка, ну-ка, - поощрил Йети. - Поведай.

- А ведать особо нечего, - сказал Кракли. - Случай был простой и жалкий донельзя.

Он снял шляпу и положил рядом. Луна осветила седые жидкие пряди, прилипшие к черепу.

- Был у нас в отряде один опездол, - сказал Кракли, - я в охране служил.

Он вздохнул и попросил:

- Слушай, дай немного табачку, а?

Йети молча протянул кисет.

- Так вот, - сказал Кракли после непродолжительного молчания, время которого потребовалось на свёртывание и склеивание самокрутки - был себе парень, простой такой, дурноватый. Можно сказать, глупый. Не то чтобы как пробка, но не ориентир во тьме. Устав за столько лет в голове не всегда удерживал, бывалоча, что и прокосячит. Все косячили, - заметил он, пыхнув дымом, - кто без греха, но этот вечно на самом глупом месте. Типа пернуть вслух в присутствии, когда начальство объекта с ужимками генерала-олигарха по этажам водит, блеск яичный показывает, или сортир на начальственном этаже за час до полночи проверить, а там с незакрытой дверью в хлам пьяный зам уборщицу сношает. В таком духе.

Кракли усмехнулся.

- Но что не отнять - простой, исполнительный, пусть и туповатый. И денег лишних не просит. Чудный такой дурачок. В общем, его по объектам таскали, как тряпку за кошкой.

Огонёк самокрутки осветил улыбку на его лице.

- Короче, после очередного залёта поставили его стройку полузаброшенную охранять. На отшибе, в самых диких ебенях. Раз в неделю приезжал старшой, ставил ему десяток-другой банок тушёнки с кашей, пачку чая, костей собакам и оставлял чудить во славу Божию.

Он шмыгнул носом.

- Ночному сторожу ведь чего нужно? Пока светло, обошёл забор, сопляков погонял, вечером сто грамм опрокинул, если есть, чаем запил и в ящик пялься. Настоедренило - спать ложись. Шум услышал - зови ментов. Собаки по территории бродят, если что - гавкнут. Всё. Никаких больше.

Кракли затянулся.

- А этот крендель, вишь ли, бессонницу поймал. Где умудрился - Бог ведает. Не триппер, блин, по углам не раздают.

Он забычковал окурок, кинул его в реку.

- Вот и бродил этот чудик по территории в два, три часа. Вокруг ночь, ветер, дождь, осень во вторую половину, а он знай себе - фонарь на шею, собак к ноге и пошли плясать.

Кракли вздохнул, нащупал шляпу, водрузил на голову.

- А тут, как на грех, полнолуние и снег выпал. И день какой-то дёрганый, рваный, все как с цепи сорвались. Я, помню, тогда в маршрутке ехал, так меня какая-то крыса чуть поедом не съела, потому как я имел грех её за шапку задеть, когда за поручень брался. Я без формы был, так она слюной чуть не подавилась, тявкая. Ну так вот.

Кракли качнул головой в одну сторону, другую. Хрустнула шея.

- Так вот этот чудик в час ночи услышал, как у него в пиломатериале кто-то шурухнулся. А он ещё с самой дурной псиной пошёл. Она на шурух подорвалась, гавкая, как бесноватая, и в темноте кого-то ухватила. Завозились. А пачка хреново, как оказалось, сложена была. Завалилась.

Кракли шмыгнул.

- Шум, грохот, и кричит кто-то, верещит, собака гавкает. Ад адский. Выяснилось - соплячка одна, дочь алкоголика, с дому дёру дала, да в пачке этой ночевать устроилась. Лет девять было.

Он достал фляжку, открутил крышку, глотнул, скривился.