Максим Шинкарёв - Два миллиметра стали и ржавчины

Два миллиметра стали и ржавчины

Максим Шинкарёв

- Эй, там! - в затхлом, насыщенном сыростью и ржавым духом полумраке удары по корпусу гремели гулко. - Открывай, старый козёл!

Нет ответа. Только бродит эхо, замолкая в черноте.

- Открывай, сукин кот! - рука с молотком наносит новый удар по гнутому горбом железу. - Открывай, паскуда такая! Щас дыру пробью!

Скрипнули петли, и лёгкие шаги едва слышно лязгнули за спиной.

- О, - распахнул в щербатой улыбке гнилые зубы стучащий, - вот он ты! Вышел таки! Вышел, уклейка ты речная! Не зря стучал!

- Вышел, - согласились чуть выше его головы. - Не зря.

И кулак врезался в раззявленную улыбку. Сверху вниз.

- Ссука ты, Рецник, - голос звучал с обиженным, скулящим присвистом. - Золотой зе зуб был! Золотой, понимаес ты, цуцело рукозопое?

- Ещё один выбить? - поинтересовался второй голос. - А то смотри, всё для гостей.

- Ты выбьес, - согласился побитый, - у тебя всегда для гостей кулак заготовлен. Нет бы водки.

- Для козлов - только дрын, - заметил второй голос, - водка для тех, кто здоровается. Вежливо.

Побитый шмыгнул носом.

- Здравствуй, Рецник.

- И тебе здравствуй, Настырник, - второй голос чуть утерял равнодушие. - А водки нету.

- Как нету? Совсем? - Настырник аж задрожал от огорчения, - третьего з дня была?

- А второго кто был? А, Настырник?

- Я был, - снова шмыгнул сопливым от подступивших слёз носом Настырник. - Так ведь не всё з, а? Не всё з выпили?

- А кто с собой последний шкалик взял?

- Я, - голова Настырника опустилась. Слёзы покатились из его глаз.

Всплакнув, он поднял на Речника глаза - красные, с набухшими прожилками.

- Что з делать-то, а, Рецник? - спросил он с детской мольбой и надеждой, - Как быть-та, кумуско?

- Зуб найди, - ответил Речник. - Феодос тебе за зуб спирта даст. Но учти - канистр десять, не меньше. Торгуйся, пока не накинет. Иначе зря зуб потерял.

- Ох, - вспыхнула ясным солнышком ещё сильнее поредевшая улыбка. - Умён зе ты, Рецник! А где зуб? Где зуб-то?

- Вон, - указал веснушчатый палец с коротко срезанным ногтем, - вон, под ногой. Хватай, пока в воду не столкнул.

- Вот он! - Настырник потряс зажатым кулаком, - вот оно оно! Вот зе оно, сцастье!

- В карман положи, счастливец, - сказал Речник, - сунь и на молнию застегни. Прям сейчас давай.

Трясущиеся от счастья пальцы Настырника расстегнули карман, сунули в него окровавленный кусок металла и кости, застегнули, провели грязной ладонью поверх.

- Десять! Десять канистр! - бормотал Настырник, слезая с трапа, - Десять!

- Бейся, Настырник, - сказал Речник. - За своё бьёшься.

- Буду! - кричал Настырник с берега, - Спасибо, Рецник! Спасибо, благодетель!

- Бог спасёт, - ответил Речник.

- Ты не думай, Рецник, - балаболил Настырник, - я не сам пить зе буду! Я з к тебе приду! К тебе, кум!

- Беги уже, - сказал Речник. - От тебя один звон в ушах.

Настырник уже вскарабкался на песчаную дюну, молча и благодарно потряс кулаком и убежал.

- Благодетель, - сплюнул Речник за борт, - доктор Айболит.

- Козёл ты, Речник, - сплюнул за борт плоскодонки Феодос, перегружая последнюю канистру. - Всю коммерцию ломаешь.

- Ну, не я ж тебя уболтал, - заметил Речник, - ты сам согласился.

- С этим охламоном поди поспорь, - заметил Феодос сумрачно, - когда всяко известно - обдери его, за ним ты придёшь.

- Да ладно тебе, Федюско, - булькнул абсолютно, до дрожи счастливый Настырник, - не зопься. Выпей с нами!

- Не буду я с вами пить, - сумрачно сплюнул за борт Феодос, вытянул один конец из узла, затянутого на носу плоскодонки, второй из кормового, кинул освобождённые шкерты в лодку и оттолкнулся веслом. - Домой пора. Вечереет уже.

- Ну и пусть, - сказал Настырник, - не хоцесь - не надо. Мы не настаиваем.

Глянув вслед уходящей плоскодонке, он повернулся к Речнику.

- Спряць, кум, - попросил он, - по малой раздавим и ночи подоздём.

Он повёл головой вбок, словно кот, глядящий на сидящую высоко на дереве птичку.

- Сегодня зе Луна, правда, Рецник?

Голос его теперь был спокоен и твёрд, и присвист от этого стал потусторонним, жутковатым.

Жутковатым стал и сам Настырник.

Глаза его стали прозрачными и глубокими, жесты - спокойными и твёрдыми. Ни следа не осталось от алкогольной дрожи, нытья и расхристанности в движениях и голосе.

Речник кивнул, глядя на его метаморфозу.

- Да, Никон, - сказал он, - сегодня луна.

Настырник взглянул в небо, на садящееся солнце, и улыбнулся.

Легко и радостно.

От души.

Речник смотрел на него и прикидывал - переживёт ли Настырник эту ночь.