Стремясь дискредитировать православные организации, советская власть заодно, не видя
разницы, истребляла и религию.
Похоже, Маяковский и Есенин действительно были обречены. А ведь им всего-навсего
надо было удалиться от славы и известности, поверить в Бога, начать спасать свою душу. Судьба
распорядилась иначе.
Интересно, а почему Пушкин не смог ступить на этот путь? Почему он бежал по
замкнутому кругу и никак не мог остановиться? Вероятно, также потому, что церковь была
подавлена и подчинена государству. Церковью управлял Синод, во главе которого стоял
отставной полковник. Военный человек — это воля, сознание, жесткость. Получается, что
сознание командовало религией. В таких условиях церковь никак не могла быть гарантом
нравственности. Поэтому российское общество, и в первую очередь — его верхушка, жило
страстями, всячески подражая в этом Франции. Всевозможные наслаждения, вкусная еда,
сексуальные похождения, выпивка и карты — это было нормальное времяпрепровождение для
78
высших слоев общества. Простой народ в основном только пил и поэтому разлагался не так
быстро, как знать.
Нравы общества середины XIX века точно описал Лев Толстой: «Я всею душой желал
быть хорошим; но я был молод, у меня были страсти, а я был один, совершенно один, когда
искал хорошего. Всякий раз, когда я пытался выказывать то, что составляло самые задушевные
мои желания: то, что я хочу быть нравственно хорошим, я встречал презрение и насмешки; а как
только я предавался гадким страстям, меня хвалили и поощряли».
Нужно признать простую вещь — высшее общество России того времени было
совершенно безнравственным. Поголовное воровство, описанное и бессмертной пьесе Гоголя
«Ревизор», было вполне закономерным. Сейчас принято говорить, что русский народ вороват и
любит выпить. На самом деле слабой власти было выгодно, чтобы народ больше пил. Легче было
управлять. А поголовное воровство чиновников было результатом общей безнравственной
обстановки в России, существовавшей уже многие десятилетия.
Сколько ни пытался Петр I бороться с воровством, рубя головы, сажая на кол, — у него
ничего не получилось. Он не понимал, что без соблюдения нравственных законов уголовный и
административные законы работать не могут. Никакое наказание не остановит человека
безнравственного, если он увидит большую выгоду от воровства и возможность увильнуть от
наказания. А ведь Петр сам, своими же руками истреблял эту нравственность, подавляя церковь
и превращая ее в придаток государства.
В бою побеждает не сильный телом, а сильный духом. В Ветхом Завете описываются
события трехтысячелетней давности и вполне убедительно показывается, что воины, сильные
духом, могут победить любого противника. Укрепление духа — это не только физические
тренировки, это запрет на воровство, мародерство, это жестокое наказание за предательство, это
воспитание жертвенности и взаимопомощи. Сильный дух — это результат развитой
нравственности.
Нравственность — это та почва, где комфортно существует и развивается любовь. Для
существования любви необходимы две противоположности. Жизнеспособно то государство, в
котором тактическое и стратегическое направления борются и взаимодействуют друг с другом.
Православие должно было представлять оппозицию светской власти, быть нравственным
гарантом заповедей, веры и любви. Вера и нравственность — это линии стратегического
выживания. Если в племени умирает шаман, вождь начинает принимать поспешные и
недальновидные решения. Это может привести к истреблению, гибели племени. Если в обществе
слабеют религия и духовные устремления людей, через некоторое время начинает слабеть власть
и то, что называется элитой общества.
Долгое время для меня было загадкой: почему Лермонтов с такой ненавистью обращался
к властям России после смерти Пушкина? Двое мужчин поссорились из-за женщины, потом
стрелялись. При чем тут царь? А верхушка общества? Скорее всего, Лермонтов, как пророк,
чувствовал слабость, рыхлость и низкую энергетику высшего чиновничества. Раздавленная
государством церковь не смогла открыть людям дорогу к Богу. Все стали поклоняться внешним,
материальным аспектам счастья. Россия в конце XVIII века утратила устремление к Богу.
Высшее общество говорило на французском языке, поклонялось французским нравам и обычаям.
Читать дальше