Иван Орлов - Труды Св. Максима Исповедника по раскрытию догматического учения о двух волях во Христе

См., например, начало писем: к пресвитеру Марину (col. 9), к пресвитеру Георгию (col. 56 — 57), к Марину диакону (col. 69), к епископу «Никандру» (col. 89), к Марину, пресвитеру о. Кипра (col. 133), к Стефану, епископу Дорскому (col. 156 и 184 — 185), к Георгию, префекту Африки (col. 364), к сенатору Петру (col. 509), к диакону Косьме (col. 544), кЮлиану, схоластику (col. 580), кПирру, авве–пресвитеру, (col. 589 — 592), к пресвитеру Фалассию (col. 633) и начало других писем. Лишь одно из всех писем необычно по своему началу. Это письмо к сицилийцам. Оно начинается словами 165 ст. CXVIII псалма: «Ειρήνη πολλή άγαπώσι τον νόμον Σοΰ, και ούκ εστίν αύτοίς σκάνδαλον» [Мир мног любящим закон Твой, и несть им соблазна] (col. 112). Такое начало письма напоминает собой обычное начало апостольских посланий, особенно посланий ап. Павла, заключающее в себе благопожелание благодати, мира и любви. См., например, соборное послание ап. Иуды (ст. 1 — 2), первое (ст. 1 — 3) и второе к (ст. 1–2) послания к Корифянам, послания к Галатам (ст. 1 — 3), к Ефесянам (ст. 1 — 2), первое (ст. 1) и второе (ст. 1 — 2) к Фессалоникийцам, к Тимофею (ст. 1 — 2) и другие. Оно и понятно, почему это одно письмо, к сицилийцам, представляет отступление от общего всем письмам Максима начала и начинается апостольским благопожеланием: письмо к сицилийцам написано во время гонений на Максима за апостольское дело проповеди Христова учения. Весьма естественно, что в это время, при всем сознании своего не достоинства, столь присущего Максиму, подобно всем апостолам, Максим не мог не сознавать себя продолжателем их дела и в смутное время гонений не мог не послать апостольского пожелания — умножения мира и удаления от соблазна.

Выражения в приложении к другому лицу: «ό ευλογημένος μοΰ δεσπότης» [благословенный мой владыка] или просто «ό έμός δεσπότης» [мой владыка], «κύριος μοΰ» [господин мой] и им подобные; и в приложении к себе: «δούλος» [раб] и «μαθητής» [ученик] — довольно употребительны на языке Максима. См., например, col. 113,141, 365, 419, 441, 449, 510, 533, 603, 608, 833, 638.

См.: col. 61, 89,112, 209, 257, 445, 449 и др.

Hefele, b. III, s. 167.

Op. Max., t. II, col. 285 — 286: vd. Monitum ad. S. Maximi Disputationem cum Pyrrho.

Op. Max., t. II, col. 329.

Такого взгляда держится, например, Браун — s. 157.

Schwane, Dogm. gesch., s. 505 — 516.

Schwane, s. 493 — 501.

Dorner, Entwickl. gesch., t. II, s. 236.

Dorner, s. 236 — 237.

Baur, s. 128.

См., например: s. 127.

Thomasius, s. 371, 369.

По мнению протестантских ученых, истинный диофелитизм состоит в том, что обе природы Христа, Божественная и человеческая, мыслятся каждая принадлежащей к собственной (отдельной) личности. «Едва ли настоящий протестантский ученый, — говорит Дорнер (в вышеназванном соч., t. II, s. 1225), — отважится отрицать у человеческой природы (Христа) собственную личность, характеризуя ее как безличную». Точка зрения, на которой стоит протестантское богословие, явно, несторианская: воля вместе с самосознанием, по воззрению протестантских богословов, делает человеческую природу личностью (Bauг, t. II, s. 126 — 127), так что двумя рядами природных деятельностей во Христе управляют два личных начала (См. у Дорнера — t. II, s. 1262).

См., например, у Томазиуса — s. 371.

Op. Max., t. II, col. 149.

Ibid., col. 152.

Ibid., col. 149.

Когда Евлогий говорит, что «различие между φύσις и ούσία придумано еретиками с той целью, чтобы можно было сказать, что в Троице τρεις φύσεις [три природы] и μία φύσις во Христе, и чтобы избежать употребления выражений «τρεις ούσίαι» [три сущности] и «μία ούσία» (Braun, s. 3), то, очевидно, он имеет здесь в виду только севериан. И Максим, полемизируя против монофизитства, имеет в виду, главным образом, учение Севера и его последователей. Такое явление объясняется тем обстоятельством, что учение Севера, как ближе, чем учение другой монофизитской партии, стоящее к учению Кирилла Александрийского, самим монофизитам казалось более симпатичным и имело более многочисленных приверженцев, но вместе с тем оно было и более опасно для православия.

Gieseler, Variae opiniones Monophysitarum de Christi Persona, part I, p. 11, 2; part II, p. 9. Относительно учения Севера сравни: Op. Max., t. II, col. 40 — 41; = Schwane, s. 468.

Употребление этого термина в смысле лица было отвергнуто православными еще в половине IV в. (на Александрийском соборе 362 года) после того, как аполлинариане в оправдание своего лжеучения стали ссылаться на употребление его в смысле лица у Афанасия Великого. См. у Брауна — s. 4.