Эти слова шокируют так сильно, что хочется перечитать их еще раз. Саул отдал ее Фалтию из Галлима! Отдал! Как он мог? История Авигеи отвлекает внимание, делая этот поворот в истории Мелхолы еще поразительнее. Неужели теперь о Мелхоле стоит забыть и она — пройденный этап в жизни Давида?
Много лет спустя, после долгой войны между домом Саула и домом Давида; после того, как Давид пропоет свою великую элегию Саулу и Ионафану; после многих жен и наложниц; после рождения первородного сына Давида Амнона от Ахиноамы Изреельской, второго сына Далуиа (Хилеаба) от Авигеи, вдовы Навала, Кармилитянки, и третьего Авессалома, сына Маахи, дочери Фалмая, царя Гессурского (все эти люди неевреи), и четвертого сына Адонии от Аггифы (Хагит), и пятого Сафатии от Авиталы (Авиталь), и шестого Иефераама от Эглы; после того как военачальник Саула Авенир стал могущественнее Иевосфея, неспособного сына и наследника Саула, — после всего этого и на протяжении всех этих лет военачальник Авенир, представлявший дом Саула, посылал гонцов к Давиду в Хеврон, со словами: «Чья это земля? <���…> Заключи союз со мною, и рука моя будет с тобою, чтобы обратить к тебе весь народ Израильский» (II Цар. 3, 12).
На это предложение Давид соглашается, но тут же выдвигает условие, как будто он только и ждал этого момента и готовился к нему, не забывая о своем желании ни когда рождались его сыновья, ни когда он участвовал в битвах: «Хорошо, я заключу союз с тобою, только прошу тебя об одном, именно — ты не увидишь лица моего, если не приведешь с собою Мелхолы, дочери Саула, когда придешь увидеться со мною» (II Цар. 3, 13).
Его лицо, привлекавшее столь многих, играет здесь зловещую роль. Он знает, что его лицо жаждут увидеть, и понимает, что владеет ситуацией, но теперь у него одно на уме: Мелхола. И потом: «И отправил Давид послов к Иевосфею, сыну Саулову, сказать: отдай жену мою Мелхолу, которую я получил за сто краеобрезаний Филистимских. И послал Иевосфей и взял ее от мужа, от Фалтия, сына Лаишева. Пошел с нею и муж ее и с плачем провожал ее до Бахурима; но Авенир сказал ему: ступай назад. И он возвратился» (II Цар. 3, 14–16).
И Давид становится Царем Израиля. В его долгой памяти после многих драматических событий сохранилось точное число — сто краеобрезаний, а не излишне щедрые двести, и это доказывает, что Мелхола — единственная настоящая жена Давида.
Или же все обстоит совсем по-другому и торжествующий воин средних лет вспоминает оскорбление, нанесенное ему, когда он был великодушным юным новичком, — то есть суть дела не в отношениях между мужчиной и женщиной, а в том, что произошло между Давидом и домом Саула? А ужасное паломничество, в результате которого жену отбирают у плачущего мужа Фалтия, вынужденного подчиниться Авениру, — это побочное следствие пережитой Давидом драмы. То есть Фалтий, превращенный в человека, более ничтожного, чем рогоносец, и более обездоленный, нежели вдовец, стал жертвой политики. Или же все эти события — следствие страсти, и Мелхола дышит теми же чувствами, что и Давид, и они преданы друг другу, и их союз скреплен расплавленной злобой и бедами?
Царь Давид-триумфатор решает перенести ковчег Завета в свой новый город Иерусалим и идет во главе процессии с музыкой, жертвоприношениями и экстатическими плясками:
«И когда несшие ковчег Господень проходили по шести шагов, он приносил в жертву тельца и овна. Давид скакал из всей силы пред Господом; одет же был Давид в льняной ефод. Так Давид и весь дом Израилев несли ковчег Господень с восклицаниями и трубными звуками. Когда входил ковчег Господень в город Давидов, Мелхола, дочь Саула, смотрела в окно и, увидев царя Давида, скачущего и пляшущего пред Господом, уничижила его в сердце своем» (II Цар. 6, 13–16).
Пляски напоминают о тех днях, когда Давид скрывался с Самуилом в Раме. Процессия вызвала в памяти Мелхолы ужасное путешествие с рыдающим мужем Фалтием, которому в конце пути Авенир лаконично приказал сдаться и уйти прочь. При виде из окна она вспоминает, как помогла молодому Давиду убежать от смертоносного гнева полубезумного отца. А пляски и музыка продолжаются.
«Когда Давид возвратился, чтобы благословить дом свой, то Мелхола, дочь Саула, вышла к нему на встречу и сказала: как отличился сегодня царь Израилев, обнажившись сегодня пред глазами рабынь рабов своих, как обнажается какой-нибудь пустой человек!» (II Цар. 6, 20)
Нет сомнения, в этих горьких словах чувствуется беспощадная, брезгливая ненависть, которая может родиться только от плотской любви. Давид и Мелхола в конфликте не с Саулом и даже не с роком, а друг с другом. Это ядовитая привязанность между мужчиной и женщиной, нездоровое желание сделать другому человеку больно. Мелхола ненавидит его не за мучительное нападение на нее и Фалтия — она ненавидит Давида за то, что он — это Давид. Она ненавидит его за то же, за что любила, когда была царской дочерью, а он так блестяще начинал свой путь. И когда Мелхола смотрит из окна, видимо напоминающего ей другое окно, на дикие пляски раздетого или полураздетого царя, экзальтированно кружащегося в танце, она снова замечает то же, что когда-то любила в нем, но теперь она Давида презирает.
Читать дальше