Роберт Пински - Жизнь Давида

«Авигею же, жену Навала, известил один из слуг, сказав: вот, Давид присылал из пустыни послов приветствовать нашего господина, но он обошелся с ними грубо; а эти люди очень добры к нам, не обижали нас, и ничего не пропало у нас во все время, когда мы ходили с ними, быв в поле; они были для нас оградою и днем и ночью во все время, когда мы пасли стада вблизи их» (I Цар. 25, 14–16).

У Навала было зажиточное хозяйство. Авигея быстро собрала двести хлебов, два меха с вином и пять приготовленных овец, а также сушеные зерна, изюм и двести связок смокв и навьючила все это на ослов. Впереди себя Авигея послала слуг, чтобы они сообщили Давиду, что она собирается прийти с тяжело нагруженными ослами. «А мужу своему Навалу, — говорит текст, — ничего не сказала» (I Цар. 25, 19).

По дороге Авигея встретила Давида и его вооружейных людей. Давид посчитал, что Навала, отказавшегося накормить тех, кто защищал его пастухов, нужно соответствующим образом наказать. Поэтому его мысль выражалась примерно теми же словами и была наполнена тем же духом, что и у обычного разбойника или партизана: «Пусть то и то сделает Бог с врагами Давида и еще больше сделает, если до рассвета утреннего из всего, что принадлежит Навалу, я оставлю мочащегося к стене» (I Цар. 25, 22). Эта грубоватая поэзия означает, что Давид собирался убить всех мужчин в доме обидчика. Авигея простерлась на земле у его ног и взмолилась. Она воспользовалась тем, что имя ее мужа на древнееврейском языке может быть истолковано двояко:

«Послушай слов рабы твоей. Пусть господин мой не обращает внимания на этого злого человека, на Навала; ибо каково имя его, таков и он. Навал — имя его, и безумие его с ним. А я, раба твоя, не видела слуг господина моего, которых ты присылал» (I Цар. 25, 24–25).

И далее в том же духе, а еще Авигея предсказала триумф Давида и его власть над Израилем и сопроводила свой прогноз хлебом, вином, изюмом, овцами и фигами. Давид, в свою очередь, поблагодарил Авигею, и из ее слов о Навале, которые могут показаться бесчувственными или предательскими, он понял главное: она предотвратила кровопролитие: «Благословен разум твой, и благословенна ты за то, что ты теперь не допустила меня идти на пролитие крови и отмстить за себя» (I Цар. 25, 33).

Итак, Давид принял подношения Авигеи, и она возвращается домой к Навалу. А что Навал?

«И пришла Авигея к Навалу, и вот, у него пир в доме его, как пир царский, и сердце Навала было весело; он же был очень пьян; и не сказала ему ни слова, ни большого, ни малого, до утра. Утром же, когда Навал отрезвился, жена его рассказала ему об этом, и замерло в нем сердце его, и стал он, как камень. Дней через десять поразил Господь Навала, и он умер» (I Цар. 25, 36–38).

Навал, который в своей глупости оказался способен проигнорировать угрозы Давида убить его и всех «мочащихся к стене» в доме, даже безрассудный болван Навал, услышав из уст Авигеи рассказ об удаче и о любезности Давида, даже Навал, несмотря на все свое скудоумие и на самоуверенность, понял суть происходящего, и этого оказалось достаточно, чтобы его хватил удар или сердечный приступ. И когда через десять дней Навал умер, Давид «послал сказать Авигее, что он берет ее себе в жену» (I Цар. 25, 39).

Смелость Авигеи, ее предприимчивость и благословенный «разум», проявившийся в том, что она исключила Навала из своих действий, опровергают устоявшееся мнение о ничтожном положении жены. Ее самоуничижительный ответ на предложение выйти за Давида кажется ритуальным: «Она встала и поклонилась лицем до земли и сказала: вот, раба твоя [готова] быть служанкою, чтобы омывать ноги слуг господина моего» (I Цар. 25, 41). Из следующего стиха становится ясно, что Давид женился на состоятельной женщине: «И собралась Авигея поспешно и села на осла, и пять служанок сопровождали ее; и пошла она за послами Давида и сделалась его женою» (I Цар. 25, 42).

Из всего этого можно сделать вывод, что природа брака эпохи Давида значительно меньше отличается от современных представлений, чем можно было бы подумать под влиянием библейских форм и речей. Но этот ложный вывод моментально развеивается двойным шокирующим эффектом последних двух стихов этой главы. Во-первых, сразу после сообщения, что находчивая вдова Авигея «сделалась его женою», предпоследний стих лаконично уведомляет: «И Ахиноаму из Изрееля взял Давид, и обе они были его женами» (I Цар. 25, 43).

А в следующем, последнем стихе этой главы мы читаем: «Саул же отдал дочь свою Мелхолу, жену Давидову, Фалтию, сыну Лаиша, что из Галлима» (I Цар. 25, 44).