Роберт Пински - Жизнь Давида

Но, может быть, учитывая экипировку и нравы солдат, в реальности осуществлявших сбор, слово «краеобрезание» — это метонимия и операция, которую производили над телами, больше напоминала ампутацию, а не обрезание? От этого суть приношения Мелхоле меняется.

Мелхола — вторая дочь, ее история известна меньше, чем история Вирсавии. Здесь Мелхола тоже стала второй, — возможно, потому что история Вирсавии проще, а Мелхолы — удивительнее и причудливее, но вместе с тем она и более узнаваема.

«И увидел Саул и узнал, что Господь с Давидом, и что Мелхола, дочь Саула, любила [Давида]. И стал Саул еще больше бояться Давида и сделался врагом его на всю жизнь» (I Цар. 18, 28–29).

И да, и нет: на всю жизнь, но и не на всю жизнь. В неровном и несовершенном изложении событий Саул и Давид расходятся, мирятся и вновь кроваво расходятся — причем кровь на стороне Саула, а не Давида. Младший все время придерживается правил. В инциденте, о котором рассказывается дважды с разными подробностями, Давид украдкой завладевает доказательствами того, что Саул, сам того не ведая, оказался в его власти, а Давид этим не воспользовался — пощадил царя. Он похитил копье и сосуд с водой у изголовья ложа спящего Саула (I Цар. 26, 10–25; приписывается раннему источнику) и тайком отрезал край его одежды, пока Саул мочился (I Цар. 24, 1-22, поздний источник). Потом Давид представил эти доказательства Саулу: «Вот, я пощадил тебя». А Саул с сожалением отвечает: «Ты правее меня. Я больше не стану причинять тебе вреда». Но колесо продолжает вращаться: повторяются подозрения, отсрочки и кровавые намерения. Саул все время в сомнениях балансирует на грани, он ужасен в своем гневе на быстрого, как ртуть, вечно ускользающего и непобедимого Давида, завоевавшего любовь Мелхолы.

Для Саула эта любовь, наверное, была наиболее легким и наименее раздражающим из двух предательств, которые он испытал в собственной семье, — с этим ему проще было смириться. Ведь, кроме Мелхолы, еще один ребенок Саула полюбил арфиста, и это тот, чье имя означает «возлюбленный», — Ионафан. Сын Саула тоже любит Давида, и, возможно, не только духовно: «Душа Ионафана прилепилась к душе Давида, и полюбил его Ионафан, как свою душу» (I Цар. 18, 1). Эта связь была закреплена, подобно браку, церемонией: «Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу. И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нем, и отдал ее Давиду, также и прочие одежды свои, и меч свой, и лук свой, и пояс свой» (I Цар. 18, 2–3).

Как в случае Патрокла и Ахилла, обмен одеждами здесь подтверждает соединение душ. Разделение, отчуждение подчеркнуто в параллельной сцене, когда Давид отвергает громоздкое и нежеланное вооружение Саула: «Я не могу ходить в этом». Ничего похожего не происходит с одеждой Ионафана. Такой союз между юношами, независимо от того, носил он гомосексуальный характер или нет, больно ранил Саула, потому что голос и арфа Давида смягчали его собственного «злого духа от Господа»; любовная связь Ионафана и Давида и то, что его душа тоже нуждалась в Давиде, усугубляли тяжесть ревнивого разочарования царя. Много лет спустя поэт Давид сочинит свой великий плач по Саулу и Ионафану и произнесет такие слова: «Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской» (II Цар. 1, 26). Неоднократно, противостоя своему царственному отцу, Ионафан спасал жизнь Давида.

Но так же поступала и Мелхола. Когда Саул послал людей к дому Давида, чтобы они следили за ним всю ночь, а наутро убили его, именно Мелхола раскрыла заговор и предупредила Давида: «Если ты не спасешь души своей в эту ночь, то завтра будешь убит» (I Цар. 19, 11). Словно в приключенческом романе, она помогает молодому мужу бежать. Лаконичная фраза описывает это быстрее, чем могло бы показать кино: «И спустила Мелхола Давида из окна, и он пошел, и убежал и спасся» (I Цар. 19, 12).

Также в приключенческих традициях — или в их истоках? — следующая уловка Мелхолы:

«Мелхола же взяла статую и положила на постель, а в изголовье ее положила козью кожу, и покрыла одеждою. <���…> И послал Саул слуг, чтобы осмотреть Давида, говоря: принесите его ко мне на постели, чтоб убить его. И пришли слуги, и вот, на постели статуя, а в изголовье ее козья кожа» (I Цар. 19, 13–16).

Была бы ли способна на такое ее старшая сестра Мерова?

Наверное, Давиду повезло, что за него выдали эту неустрашимую Мелхолу, которая любила его, а не Мерову, «первородную дочь», если у этого выражения был какой-то смысл. Для застенчивого бедного мальчика Давида лучше, что Мерову отдали Адриэлу (хотелось бы сказать: студенту юрфака из Мехолы, но эта глупая шутка кажется совсем неуместной в свете того, что случилось с сыновьями Адриэла и Меровы спустя одно поколение). Наверное, нервы Меровы не были столь крепки, как у ее младшей сестрички Мелхолы, которая противостояла Саулу и обманывала его не только втайне, но и глядя ему прямо в лицо: