Роберт Маккаммон: Жизнь мальчишки. Книга 1. Темная бездна

Оказывается, легче написать книгу, чем написать о книге, которую ты написал.

Есть ли в этом смысл? Да, есть, наверно, потому, что книга, которую я уже написал, словно вырублена в камне. Здесь уже не добавить, не убавить, все на своих местах. А может, и нет, потому что писатель, если ему повезет, еще не вырублен в камне и находится в пути, то есть узнает все больше и больше о том, как писать. Поэтому иногда трудно оглядываться на более ранние работы: неизбежно найдешь такое, что захочется убрать или добавить, но каменную глыбу не сдвинуть.

Сказав все это, замечу: когда я оглядываюсь назад и перечитываю «Жизнь мальчишки», я нахожу немногое, что хотел бы изменить. Всегда верил, что, когда ты заканчиваешь книгу, хорошо, если в ней есть пятьдесят процентов того, на что ты надеялся, когда ее начинал. К своему удивлению, я обнаружил, когда закончил «Жизнь мальчишки», что в ней около девяноста процентов того, что я надеялся увидеть в этой книге.

Я не пишу и никогда не писал, имея четкий план. У меня есть, как я их называю, «ключевые сцены»: то, что происходит в начале, в середине и ближе к концу и, как я надеюсь, позволяет мне идти в правильном направлении. Однажды я попытался использовать план и не закончил книгу. Я уже знал все, что должно случиться, так в чем же смысл?

Пожалуй, я пытаюсь сказать, что пишу прежде всего для самого себя: я хочу стать «первым читателем». Хочу писать книги, которые прочел бы для удовольствия, если бы так усердно не работал, чтобы написать их. В этом есть смысл, по крайней мере для меня, и такой подход к писательству всегда дает мне возможность что-то предвкушать в будущем.

Итак, если вы держите сейчас в руках это новое издание «Жизни мальчишки» и просматриваете эту мою болтовню, вы, возможно, уже прочли книгу или собираетесь читать ее в первый раз. Думаю, я сумел вам объяснить, почему я написал эту книгу, но вначале позвольте дать вам ответ на вопрос, который мне часто задают в связи с этой книгой.

Вопрос в том, не является ли «Жизнь мальчишки» автобиографической книгой?

Ответ: «Да», и я действительно считаю себя персонажем книги, но я не Кори — главный герой. С кем я больше всего идентифицирую себя в «Жизни мальчишки»? Я вам расскажу немного позднее.

О книге. Она начиналась с загадочного убийства в маленьком южном городе, и намечалось, что в ней будет еще одна тайна, связанная со вторым городком, который был затоплен и оказался на дне озера. Главным героем должен был стать шериф и… о господи, здесь меня потянуло в сон!

Я долго и внимательно перечитывал две сотни уже написанных страниц и решил, что этот сюжет не сработает: картина не обретала жизненных черт. В течение нескольких лет я держал в голове историю мальчика, который хочет стать писателем, и события, происходящие в его родном городке, которые повлияли на его жизнь, но все время откладывал ее в долгий ящик. И вот в моей голове вновь возник южный город и убийство, и я подумал… хорошо, попробую написать книгу о мальчике.

Я начал писать «Жизнь мальчишки» без всякого плана, но идей у меня было много. И внезапно картина заиграла красками. Она обрела яростную жизнь, которую я прежде редко ощущал в своих произведениях. Я бегло просмотрел написанное. Теперь, не говоря уже о том, что это было не трудно и мне не приходилось многое обдумывать и работать многие сотни часов, «Жизнь мальчишки» действительно продвигалась, мне только приходилось слегка поворачивать рулевое колесо, чтобы задать правильное, как мне казалось, направление.

Вот как бывает с писательством, такая уж это штука. Когда не пишется, ни одна душа на свете тебе не поможет. Ни жена, ни брат или сестра, ни лучший друг, ни редактор. Никто. Потому что никто не понимает твою работу так, как ты сам. Если возникает проблема, решать ее тебе и только тебе.

И наоборот: когда работа идет хорошо… что можно сказать? Что я слышу пение ангелов? Слышу музыку сфер или нечто подобное? Что каждое предсказание судьбы гласит: «Большой успех ждет тебя впереди, если ты чего-нибудь не напутаешь»?

Думаю, что-то вроде этого. Но когда работа идет хорошо, ты видишь, что картина обретает жизнь: люди реальны — ты знаешь их, видишь их лица и понимаешь, что некоторым образом творишь жизнь. Не думаю, что в мире есть большая радость.

Когда я закончил «Жизнь мальчишки», испытывал эйфорию от того, что сделал. Я отправил книгу издателю и думал при этом «Рик, они позвонят тебе и будут на седьмом небе и скажут, что и не подозревали в тебе такого, не похожего ни на что, и как они рады, что тебе удалось выполнить такую замечательную работу».