Роберт Пински - Жизнь Давида

«Тогда Саул сказал Мелхоле: для чего ты так обманула меня и отпустила врага моего, чтоб он убежал? И сказала Мелхола Саулу: он сказал мне: отпусти меня, иначе я убью тебя» (I Цар. 19, 17).

Сначала сын Ионафан, который «очень любил Давида», а теперь эта неожиданно лживая, страстная девушка, которая нагло обманула отца, сказав, что помогла Давиду, потому что он угрожал ей; и к тому же дерзкая и символическая выдумка Мелхолы — одежда Ионафана на Давиде. Неудивительно, что Саул начинает вести себя странно. Как сообщает следующий стих, его посланцы принесли весть, что Давид находится вместе с пророком Самуилом в Навафе, что в Раме, вместе с ними еще несколько пророков и они все вместе предаются экстатическим пляскам и изрекают предсказания. В Навафе посланцы Саула тоже почувствовали на себе дух Божий и тоже плясали и пророчествовали, о чем и сообщили царю. С другими посланцами произошло то же самое — два отряда охвачены аурой, окружающей Самуила, помазывающего царей, который сначала избрал сопротивлявшегося угрюмого Саула, а потом заменил его охотно идущим к своему предназначению, обаятельным Давидом. Теперь Давид пляшет с фанатичными священнослужителями так же рьяно, как он сражался со своими врагами.

Получив все эти сведения, Саул сам отправляется в Наваф — весьма странный поворот в повествовании. Ведь не сказано, что царь двинулся в путь со свитой, или с дружиной, или просто вооружившись. Что за чары — может быть, в этом было даже что-то эротическое? — заставили Саула самому пойти за помазанным арфистом и помазавшим его пророком? В поведении Саула проявляется неудовлетворенное неистовое притяжение, даже соперничество: «Саул сам пошел в Раму, и дошел до большого источника, что в Сефе, и спросил, говоря: где Самуил и Давид? И сказали: вот, в Навафе, в Раме» (I Цар. 19, 22). Сочетается ли с противоречивым и упрямым характером, да и со всей судьбой Саула то, что после неудачи трех посольств он идет сам с теми же вопросами, а потом отправляться еще куда-то? В конце концов, он царь! Тем не менее он блуждает по незнакомым дорогам, проклиная исчезнувших посланцев, фанатичного Самуила и загипнотизированного Ионафана, отдавшего Давиду свою одежду и спасшего его тем самым, а кроме того, наверное, еще и свою вторую дочь Мелхолу — Саул думал, что она будет пассивной приманкой или разменной монетой, а она не только предупредила своего мужа, помогла ему спуститься из окна спальни и положила вместо него в постель статую, но и нагло солгала своему царственному отцу.

«И пошел он туда в Наваф в Раме, и на него сошел Дух Божий, и он шел и пророчествовал, доколе не пришел в Наваф в Раме. И снял и он одежды свои, и пророчествовал пред Самуилом, и весь день тот и всю ту ночь лежал неодетый; поэтому говорят: „неужели и Саул во пророках?”» (I Цар. 19, 23–24)

«Неужели и Саул во пророках?» Насмешка или вопрос с намеком, слегка притупившимся за века, но общая идея вполне ясна: для этого ширококостного, непреклонного, меланхоличного правителя и воина неприкрытый экстаз — это нечто неподобающее, даже комичное. Неприкрытость проявляется в обмене одеждами между Саулом и Давидом, потом между Ионафаном и Давидом. А экстатическое, обнаженное прославление Духа Божьего, безудержная мужская пляска повторится много лет спустя в сцене страшной ссоры между Давидом и Мелхолой.

Итак, под угрозой, которую несет патологическая злоба царя Саула, Давид проводит годы в положении главы мятежа, пирата, предводителя верных ему войск и перебежчика, вставшего на сторону филистимского царя Анхуса. «И собрались к нему все притесненные и все должники и все огорченные душею, и сделался он начальником над ними» (I Цар. 22, 2).

В таких условиях у Давида, исполнявшего роль каперского вожака или Робин Гуда, было не меньше двух десятков официальных жен и наложниц, а может быть, и больше. Много лет спустя, когда он станет царем Израиля и Иудеи, пророк Нафан напомнит ему, что, взошедши на трон Саула, он унаследовал его жен. И Мелхола — не единственная сильная фигура среди этих женщин, хотя она, наверное, была главной женой Давида, а в некотором смысле, если взять эмоциональную сторону вопроса, и единственной.

В то время, когда Давид и его банда скитались по земле в качестве идейных разбойников, они вступили в конфликт с человеком по имени Навал, который негостеприимно отказал им в пище, — хотя юные пастухи самого Навала уверяли его, что воины Давида защищают их стада и их самих. С точки зрения Навала, он оказывал сопротивление шайке головорезов. Но за сообщением о презрении, которое испытывал к Давиду Навал, следует фрагмент, свидетельствующий о том, что женщина в этом обществе совсем не обязательно была пассивным ничтожеством: