Франсуа Брюн - Христос и карма. Возможен ли компромисс?

Итак, мы видим здесь оба механизма: и обожение человеческой природы через «взаимопроникновение» Божественной и человеческой природ, и «разъединение», позволяющее Христу познать все испытания и искушения. Добавим к этому еще и то, что во многих своих текстах кардинал де Берюль продолжает линию греческих Отцов, «возводя непосредственно к акту Воплощения столь реальную телесную воплощенность, что можно увидеть в этом нестоящую капитуляцию перед святым Человечеством» и даже говорить о его «порождающем реализме» [393].

Вот вам и схема голограммы, придающая такому богословию дополнительную стройность и убедительность.

Святая Екатерина Иисуса (1589–1623), кармелитка и ученица де Берюля, глубоко продумала вопрос тайны нашего спасения во Христе: «О Иисус, дерзните властью Вам данной связать меня с Вами, с Вашими путями и замыслами, в честь той несказанной связи вашего Божества с нашей человеческой природой [394], и вашей человеческой природы с вашим Божеством, и от происходящего от этого [395]чудесного освящения в этой святой человеческой природе и через нее – всего человечества, всех людей» [396]. Все этапы пройдены тут в чудесном ускоренном виде.

В маленькой деревушке, где она работала учительницей, она прожила совершенно невероятную жизнь, в которой были крепко перемешаны мистические радости и непредставимые страдания. Она познала и мистический экстаз, и нападения демонов, и феномены билокации, и многочи сленные видения… Но, пока она была жива, никто ничего не замечал. На похоронах за ее гробом шли только ее сестры и одна подруга.

Ей были ведомы и моменты жесточайшего одиночества, в один из них она поняла, что переживает сейчас то, что соответствует пережитой прежде агонии самого Христа. Вот как она сама, на свой манер, проживала и поясняла такое «разъединение»:

«Солнце утратило яркость, а цветы красоту, ибо Он сокрыл Свое любящее лицо, все навевает на меня печаль и усталость, все, на что ни взгляну, представляется мне пустым. Любой услышанный звук говорит лишь о том, что Он ушел, что Его здесь больше нет. О, душа подобна могиле, когда нет Его, единственной Любви, ее Света, ее единственной Опоры, ее Сокровища! Боже мой, Боже мой, почему Ты меня оставил? О! я знаю, что Вы и Сами пережили эту жуткую разлуку. Вы и Сами выстрадали невыносимую агонию, и прочувствовали ее еще сильнее, чем я, ведь я только прах и пепел, а Вы всемогущий Бог: пусть Ваша святая воля сполна исполнится во мне» [398].

При этом она четко осознает, что сила любви приходит к ней непосредственно от самого Христа в Его божественности: «В душе также живет желание воздать Богу любовью и почтением, как бы пропорционально той любви и благодати, которые Он этой душе даровал; и Господь дал мне понять, что я могу тут вернуть Ему долг, потому что, как оказалось, моя любовь – это Его любовь, и это у меня еще не получается до конца выразить свою мысль. Я хотела сказать, что Его Святое сердце и мое – оказываются тут как бы одним сердцем… Это что-то вполне реальное, а не просто ощущение или выдумка». И еще в другом месте она пишет: «Похоже, что обладаю я Его любовью, и ее же возвращаю Ему, как свой собственный долг» [399]. Тут нашли отражение взаимопроникновение Божественной любви и человеческого сердца Христа, и переход ее из Святого Сердца в сердце Терезы-Елены.

Люси Кристина не просто была многодетной матерью (у нее было пятеро детей), но она, похоже, и замуж вышла, действительно, по любви. От всего этого изливавшиеся на нее дары благодати не стали меньше. Христос представал перед ней постепенно: сначала как общее очертание, иногда проступали только Его одежды, иной раз брови, порой взгляд, но так, что она не могла уловить Его взгляд, и наконец весь лик целиком. Она знала мистический экстаз и опыт слияния, «духовного брака», считающийся вершиной мистической жизни. Она познала также и испытания: смерть мужа, к которому была очень привязана, и смерть одного из своих детей. Но особенно остро пережила она те часто случающиеся у великих святых периоды тоски и богооставленности, когда у человека возникает ощущение, что он проклят, покинут Богом и не способен любить. Однако, как нам сообщают, «почила она, уносимая волной любви, в Великую субботу перед Пасхой 17 апреля 1908, в возрасте 64 лет» [400]. Ей мы обязаны одним очень точным описаниям, полностью соответствующим той богословской традиции, которую мы обнаружили у отцов: