Всеволод Чаплин - Православие. Честный разговор

Христианин призван помнить: внешние сверхъестественные явления – это не что-то главное, это не центр нашей веры. Многие видели огонь – и не уверовали. Многие видели чудеса Самого Господа – и обрекли Его на распятие. Многие, наоборот, никаких чудес не видели – и стали мужественными свидетелями веры, мучениками, исповедниками. Это урок всем нам. Многое, что нас окружает, является чудом. Это и сама наша жизнь, и созданный Богом мир. Наконец, это главное Таинство Церкви – Евхаристия. Она – настоящий центр жизни христианина. Чтобы участвовать в ней, не нужно ехать за тридевять земель или чем-то отличаться от окружающих, нужно лишь быть готовым к ней духовно. И кстати, ее тоже нельзя постичь рационально. Неверующий скажет, что хлеб и вино после Евхаристии остались теми же самыми, ведь внешние свойства вещества не изменились. Но христианин верит и знает, что они изменили свою природу и сущность, став Телом и Кровью Христовыми.

Меня попросили прочесть лекцию «Чего Церковь ожидает от социологии». Долго не мог решить, о чем говорить применительно к сфере, в которой почти ничего не понимаю. И вдруг неожиданно для себя подумал: а ведь социология, как и некоторые другие общественные науки, имеет тот же долг «печалования», что и Церковь! Ученые должны честно, беспристрастно, без оглядки на доминирующие мнения быть посредниками между народом и властью, народом и «элитой». Сегодня разрыв между ними необычайно велик – и в России, и на Западе. Наше близкое к власти «экспертное сообщество» полностью убеждено, что знает все о народе лучше его самого, а уж тем более знает, чего он по-настоящему хочет и что для него благо, а что – зло. Только вот принимаемые решения вовсе не обязательно отвечают настрою людей и идут им на пользу. Иногда суть этих решений не могут даже толком объяснить. Возможно, просто боятся или так презирают «быдло», что не считают нужным с ним разговаривать.

И вот в этих условиях честная социология должна выяснить, что действительно думают миллионы простых людей, чего они ждут от внутренней и мировой политики, каковы их чаяния, устремления, надежды, принципы. Выяснить – и донести до уха власть имущих, причем не только в государстве, но и в большом бизнесе, и в мировых «элитах». А еще – максимально широко рассказать об итогах своих исследований, чтобы люди сами знали, какова их воля и в чем она отличается от политического «мейнстрима», сформированного в кабинетах начальников и экспертов.

Н. А. Бердяев очень правильно писал, что современный мир не любит людей, которые напоминают «об окончательной предназначенности человечества, о свободе абсолютной, о смысле вечности. Люди этого Духа мешают строителям человеческого благополучия и успокоения. Свободные, истинные слова не нужны, нужны слова полезные, помогающие устроить земные дела». Как-то я сказал на одной конференции, что идея толерантности крепко связана с нравственным релятивизмом, с учением об относительности истины, вообще с отказом от споров о ней, которые – о ужас! – мешают миру и спокойствию. На меня сразу набросились, говоря: ну что вы, все совсем не так, толерантность включает в себя что угодно, в том числе и представления об истине – самые разные. И тогдашние спорщики были уверены, что их правота очевидна.

Но попробуем все-таки разобраться: действительно ли «толерантность» не имеет ничего общего с релятивизмом? Не имеет, если представления об истине шизофренически разделить с общественным идеалом и общественными правилами. Если запереть их в клетку частной жизни и никогда оттуда не выпускать. А вот если вернуться к естественной для человека мысли о том, что убеждения должны влиять на общество, что на их основе общество можно и нужно созидать, – толерантность и истина неизбежно сталкиваются. Если истина – действительно истина, человеческое общежитие не может не основывать на ней свою жизнь, не устанавливать правил, на ней основанных, и не отрицать всего, что с ней не согласно. Кстати, сторонники «толерантности» ничтоже сумняшеся так и поступают, насаждая через школу, СМИ, законы и власть свои «слова полезные», свои представления о том, что хорошо, а что плохо. Так чем же верующие-то люди хуже? Почему у них должно быть меньше права предлагать обществу свои правила и законы, убеждать людей в том, что именно по этим правилам и законам нужно жить?

Как непробиваемы иногда наши человекобожники – особенно в своей интерпретации христианства, которая прямо противоположна реальному Евангелию! Один наш политик, человек гуманный и просвещенный, однажды на церковном приеме говорил тост, да вот так вот и сказал: «За настоящее христианство, а не за то, которое говорит – кто не с нами, тот против нас!» Будто и не читал Евангелия, будто не знает слова Самого Христа: кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает (Мф. 12: 30). Нет, у таких людей другой «Христос» и другое «Евангелие».