Новоселов - Письма к друзьям

Там же, книга 2. С.24,26-27.

Сюда в первую очередь относится чин освящения воды (великое и малое водосвятия) - этой первичной стихии, которая используется затем в других освящениях; далее следует упомянуть прошение о "благорастворении воздухов" из великой ектеньи: имеются соответствующие молитвы для освящения огня, земли и ее плодов, и даже таких "нематериальных" стихий, как звука (в чине освящения колокола - см.: Флоренский П. Из богословского наследия // Богословские труды. Сб.17. М., 1977. С.155-156) и запаха (молитва благословения кадила пред каждением - там же. С.211). В наиболее развернутой форме благословение природных стихий испрашивается в службе вечерни в Великую субботу, когда милость Господня призывается на солнце и луну, дождь и росу, огнь и вар, студь и зной, росы и иней, ночи и дни, молнии и облацы, горы и холми, моря и реки и др. (Триодь постная. Ч.2. М., Издание Московской Патриархии, 1992. Л.500об.-501об.). Заметим также, что в упомянутой работе Флоренского основные христианские праздники соотносятся с освящением тех или иных природных стихий: Богоявление - стихии воды, Страстная и Пасхальная седмицы - земли, Пятидесятница - воздушной стихии, Преображение - стихии огненно-световой (Там же. С.246).

Там же, книга 2. С.27-28.

Там же, книга 2. С.33-34.

Там же, книга 2. С.37.

1 Ин.3:8.

Евр.2:14.

Там же, книга 2. С. 4.

Там же, книга 3, паг.2. С.26-27.

Там же, книга 3. С.38,46-47.

Там же, книга 3. С.47.

Там же, книга 3. С.66.

Там же, книга 3. С.69.

Там же, книга 3. С.70-72.

Речь идет о церковных наградах, выражающихся главным образом в праве ношения различных богослужебных одеяний; таковыми наградами в порядке постепенности являются: набедренник, скуфья, камилавка, крест наперсный, сан протоиерея (игумена, архимандрита), палица, митра.

В этом послании от 4/17 ноября 1921 г., в частности, говорилось:

"...Совершая богослужение по чину, который ведет начало от лет древних и соблюдается по всей Православной Церкви, мы имеем единение с Церковью всех времен и живем жизнью всей Церкви... При таком отношении пребудет неизменным великое и спасительное единение основ и преданий церковных......Божественная красота нашего истинно назидательного в своем содержании и благодатно-действенного церковного богослужения, как оно создано веками Апостольской верности, молитвенного горения, подвижнического труда и святоотеческой мудрости и запечатлено Церковью в чинопоследованиях, правилах и уставе, должна сохраниться в Св. Православной Русской Церкви неприкосновенно, как величайшее и священнейшее Ее достояние..." (цит. по книге: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России; переписка и позднейшие документы о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943. М., 1994. С.181).В утверждении Новоселова, что патриаршее послание "не возымело силы", содержится некоторое преувеличение; это можно проиллюстрировать признанием идеолога "прогрессивного" духовенства А. Введенского, сделанным им в 1923 году - апогее обновленчества в Русской Церкви: "Под влиянием Петра Полянского Тихон подписывает декрет, запрещающий какие бы то ни было новшества в Церкви под угрозой самых крайних мер церковного взыскания. Декрет рассылается по всей России и особый отклик находит в Петрограде. Здесь почти поголовно всем духовенством этот декрет приветствуется как кладущий наконец предел неугодному реакционерам явлению. Однако этот же декрет, являющийся апогеем тихоновского консерватизма, явился и переломным моментом в истории тихоновщины. Он оказался психологически неприемлем для многих. В Москве протестует в лицо самому Тихону священник Иоанн Борисов. В Петрограде к митрополиту Вениамину с протестом против действий Тихона и его отправляется депутация из архимандрита Николая Ярушевича, протоиереев Боярского, Сыренского, Белкова, Кремлевского и меня. <...> В Вениамине сочувствия мы не встретили. Более того, он отнесся к нам враждебно, не поняв нас. Но в разговоре, когда мы выяснили ему весь ужас, который несет за собой декрет Тихона, все же получили его благословение служить и работать по-прежнему, невзирая на волю Тихона. Это был своего рода революционный шаг со стороны Вениамина. По другим епархиям декрет Тихона принимается к сведению и исполнению. Некоторых охватывает отчаяние - сознание бесплодности пастырского делания, лишенного творчества и инициативы, как того требовали дух и буква тихоновского циркуляра. Прот. Боярский хочет уйти от активной работы, другие решаются не подчиняться ни за что, утверждая, что этот декрет затрагивает их религиозную совесть. А, в общем, все это единицы. Мрачные оо. протоиереи и черносотенцы-епископы торжествуют. Тягостно даже вспоминать этот период" (Введенский А. Церковь и государство. М., 1923. С.241-242).