Лана Туулли: Любовь зла

Теперь уже другие, менее удачливые, молодые и амбициозные дельцы добивались расположения Павла Петровича и делали многозначительные заходы в адрес Чаплины. Да, можно подождать, пока у Столяровых родится дочь, и действовать наверняка; но и через болонку породнится бизнесом, оказывается, тоже бывает неплохо.

Стоит признать, что первое время красавица Камилла нервно косилась на пушистую соперницу, даже, признаться, иногда жалела, что муж тратит на ее ошейники едва ли не больше, чем на колье для любимой жены. Потом привыкла, особенно когда поняла, что хрупкая маленькая болонка выгодно подчеркивает ее собственную, Камиллы, женственность и изящество, а украшения и наряды можно подбирать в комплекте.

Чаплина жила, как в раю. В особняке Столяровых у нее была отдельная комната, отделанная в серебристых и розовых тонах. У нее была персональная корзинка со сменными перинками всех цветов радуги и восемнадцать ошейников для прогулок, плюс четыре колье для особо важных случаев. Ее одежки занимали полтора шкафа. Трижды в неделю Чаплина посещала косметический салон, на ее питание Шура тратила в три раза больше усилий, чем на прокорм господ Столяровых вкупе с тещей; милая мальтийская болоночка не просто жила, как сыр в масле каталась — это был сыр рокфор, а маслице получено от золотого тельца. В смысле, коровы…

Когда Чаплина пришла в расцвет юности, Павел Петрович и Камилла провели немало приятных часов, строя планы относительно будущей жизни своей чудо–доченьки. Выставки, медали, дипломы, пройтись стройными лапками по хвостам конкуренток, выщипать им шерсть на ушах — само собой. Главное, — ворковал Павел Петрович на ушко Камилле, — для женщины главное — замужество. Пусть наша девочка будет счастлива, — продолжал Павел Петрович, не зная, что почти дословно повторяет слова Натальи Андреевны, — а щенков мы пристроим. Я уже знаю, кому…

Чаплина выбирала женихов с мудростью, прозорливостью и капризами настоящей принцессы. И вот, наконец, Он — сияющий золотой медалью чемпион породы по версиям ближайшей заграницы, — был выбран. Камилла, плача от сдерживаемых чувств, посадила Чаплину в замшевую, с золотым тиснением, сумку и отвезла с гостиницу «Корона», где для молодоженов был заказан номер люкс. Павел Петрович был рад сам сопроводить свою девочку на торжественную, так сказать, церемонию, — увы, вмешался алчный златой телец. Бизнес, что б его…

На несколько недель в семействе Столяровых поселился доктор Миллер, самый известный в городе ветеринар. Это было гораздо проще, чем вызывать его каждые пятнадцать минут, потому, что Чаплина–де отказывается кушать паштет из гусиной печенки, воротит нос от котлет де–воляй, и погрызла соболиный полушубок Натальи Андреевны.

Миллер принял собачьи роды; прежде, чем допустить хозяев проведать счастливую мать, получил чек за свои услуги и быстро смотался прочь.

Вот так и получилось, что все свои вопросы Павел Петрович задавал жене и теще, а никак не специалисту.

— Я такого позора прощать не собираюсь, — решительно и грозно сообщил Павел Петрович и в подтверждение своих слов жестоко расправился с омлетом. — У Чаплины должны были родиться красивые, породистые дети! А родилось… фи, какая гадость! даже вспоминать противно!..

Павел Петрович резко отбросил в сторону столовый прибор. Шура услужливо убрала тарелку и поставила хозяину чашечку кофе.

— Они еще узнают, кто таков Павел Столяров! — погрозился Павел Петрович, обжигаясь напитком. — Они еще узнают…

— Как скажешь, дорогой, — дипломатично согласилась Камилла.

Павел Петрович подхватил портфель, наскоро поцеловал жену и отправился на выход.

Пока он поправлял перед зеркалом галстук и остатки прически, в прихожую, звеня коготками, прибежала Чапа. Отчаянно махая хвостиком, всем своим видом показывая восторг и радость, она положила на ботинки хозяина своего щенка — того самого, голенького и розового.

— Какая гадость! Шура, Шура! — запричитал бизнесмен. — Убери эту гадость от меня подальше! А ты, гулёна, ты…

По хорошему, гулящую дочь следовало отчитать. Даже больше — наказать и лишить удовольствий. Увы, Чаплина — Сигизмунда были слишком красива — это признавали не только госпожа Филимонова и ее мальтийские боло… в смысле, члены клуба; это признавали все — плюс характер у нее был действительно ангельский, и сердце обиженного мужчины тут же растаяло.

Павел Петрович наклонился и поднял любимицу: