Лана Туулли: Любовь зла

— Так что, ведро понадобится? — спросила от двери Шура, выполнявшая в беспокойном доме Столяровых обязанности горничной.

Павел Петрович решительно сказал «Да!», отчего Камилла заплакала еще громче. Наталья Андреевна бросилась утешать дочь, при этом бросала в адрес зятя столь язвительные замечания и столь красочные эпитеты, что тот, в конце концов, не выдержал и сбежал из комнаты.

— А по–моему, собачки у Чапы получились симпатичные, — заключила Шура. — У ты моя хорошая!..

Чапа с удовольствием облизала Шурину руку, задышала часто–часто, высунув ярко–розовый язык, и принялась ухаживать за своим долгожданным потомством.

На следующее утро Павел Петрович был хмур и решителен.

— Я тут думал, — сообщил он жене и тёще за завтраком. — И решил, что просто так этого не оставлю.

Камилла и Наталья Андреевна, как по команде, посмотрели на четвертый стул, стоящий у обеденного стола. Стул предназначался Чаплине — Сигизмунде, именно она, вымытая клубничным шампунем, причесанная в салоне «Три поросенка» и сверкающая ошейником за тысячу условных единиц, — обычно сидела на его вышитой подушке.

Собственно, по логике вещей, на четвертом (а также пятом и шестом, составляющих обеденный гарнитур) стульях гостеприимного дома Столяровых должны были располагаться чада Павла Петровича и красавицы Камиллы. Хозяин дома не возражал бы и против того, чтобы Наталья Андреевна освободила место для кого–нибудь более приятного в общении.

Но пока — так сложились обстоятельства. — детей у Столяровых не было. Впрочем, поженились они всего три года назад, и Камилла, скромно потупив глазки, обещала, что когда–нибудь их союз будет благословен свыше; Павел Петрович, насколько мог, усиленно работал в обозначенном направлении.

К сожалению, Павла Петровича не на все дела хватало: днем он вкалывал в сфере бизнеса. Причем настолько успешно, что даже у Натальи Андреевны не хватало слов охаять финансовые таланты зятя. Одновременно Павел Петрович строил планы, умасливал инвесторов, подсаживал конкурентов, усиливал отечественную коррупцию, боролся с благотворительностью, — одним словом, Камилла не удивлялась, что к полуночи муж приползал домой, тяжело ронял в угол портфель, галстук — на пол, себя — в кровать и засыпал глубоким сном.

Так вот, с детьми у Столяровых пока не получалось. А тут пошла такая карта, что Павлу Петровичу непременно нужно было заручиться поддержкой Эдуарда Владимировича Филимонова. Эх, как был крут Эдуард Владимирович! Он один мог устроить финансовый абзац половине города! Ах, как бы Павлу Петровичу да заякорить Эдуарда Владимировича на чем–нибудь эдаком! Были бы дети — можно было воспользоваться веками проверенной практикой и их переженить; да вот беда — пока у Столярова дети родятся да вырастут, у Филимонова уже внуки… состарятся…

Павел Петрович бегал по гостиной, мешая жене и теще следить за перипетиями латиноамериканского сериала; Павел Петрович рвал на себе волосы, тем самым сводя на нет эффект от недавнего визита в клинику красоты; Павел Петрович на долгих три ночи забыл о существовании Камиллы и даже не доходил до постели, роняя себя вместе с портфелем и галстуком в ближайший угол, — но у Павла Петровича родился–таки План.

План базировался на том, что Эдуард Владимирович держал для супруги элитных мальтийских болонок. Благодаря связям мужа госпожу Филимонову выбрали председателем клуба «Мальта. Любовь моя», теперь она разъезжала по выставкам и показывала собакозаводчицам, особенно молодым и привлекательным, эффектную кузькину мать.

Павел Петрович велел Камилле нарядиться пугалом, перетерпел серию оглушительных рыданий, на что он, изверг, тратит камиллину молодость; и вместе с зареванной супругой явился в клуб, выбирать щеночка.

О, как старался Павел Петрович заручиться поддержкой господина Филимонова! Как улещивал его грозную супругу! Как благодарил и застенчиво целовал ручки грозной матроне, когда та вручила ему Чаплину — Сигизмунду! Камилла придирчиво и обиженно поглядывала на рассыпающегося мелким бисером супруга; ей–ей, не будь госпоже Филимоновой шестьдесят восемь лет (а по слухам, и все семьдесят!) приревновала бы насмерть.

Сделка состоялась; через полгода Павел Петрович благополучно перекупил у Филимонова четверть акций в одном многообещающем проекте, а Чаплина — Сигизмунда стала белым мальтийским ангелом семьи и бизнеса Столяровых.