Паша Леонидов, знаменитый администратор, так и не нашел себя и Америке, потому что не выучил язык и бегал в советское посольство общаться.
Ну что ж делать, обидеть я Феликса не хотел, что написал, то и написал и считаю, что написал правильно, тем более не я, а поумнее меня человек сказал.
Потом, когда Феликс снова приезжал в Москву, я его отвез в Семхоз в дом Александра Меня. Думаю, если бы он был жив, они с Феликсом очень понравились бы друг другу. Оба очень талантливые и мудрые. Феликс сказал мне:
– Представляешь, какой из него бы получился раввин!
Да точно такой же, какой получился священник. Святой! Вот и все.
Для меня Александр Владимирович – современный пророк, и чем больше лет проходит с его кончины, тем он значительнее и значительнее.
Потом уже, когда стали мы ездить туда, в Израиль, а они сюда, как-то стали налаживаться связи. И Феля потеплел, и агрессии в нем поубавилось. Я даже надеюсь, что недавнее крещение семидесятишестилетнего Танича, друга своего, он воспримет совсем иначе, чем мое.
Всё это было написано в 2000 году, а сегодня – 2014 год. Феликсу исполнился 81 год. Он хорошо выглядит и хорошо себя чувствует. За эти годы я несколько раз был у него в Израиле, а он не раз приезжал к нам, в Россию.
Недавно я прочитал его последнюю книгу «Мой дом». Книга прекрасная. Она о его ушедшей жене Тамаре, о брате Борисе, о людях, которые были в его жизни и в СССР, и в Израиле. Он, Феликс, человек довольно закрытый, а здесь, в этой книге, открыл свою душу. Вот и книжка получилась душевная. Откровенная. С болью. И с радостью от подаренной ему жизни. Замечательная книга. Я прочитал её не отрываясь. В некоторых местах даже плакал.
С Виктором Михайловичем мы познакомились в Карловых Варах весной 1984 года.
Он жил под Саратовом и там же работал председателем колхоза. Он не стремился стать начальником, но жизнь заставила. Он себе работал на поле и так бы всю жизнь и работал. Однако бригадир запил и его, работящего и довольно толкового, сделали бригадиром. А потом такое веяние пошло – посылали за государственный счет учиться.
Председатель спросил:
– В колхоз вернёшься?
– Да, – сказал Виктор.
Его и послали учиться. Вернулся он с высшим образованием, а тут и сам председатель запил.
Вот его, единственного образованного и поставили председателем.
В Карловых Варах он страдал. Ему все здесь, кроме пива, не нравилось.
– У нас, – говорил он, – под Саратовом, эма, простор, леса, река, а здесь что, как в углу – ущелье да речка теплая.
Жена моя, Лена, спросила:
– А архитектура какая?
– Ну что же, эма, архитектура, – посмотрел на неё, – дома и есть дома, эма.
Лена спросила, а почему он её всё время называет Эммой.
– Да пословица у меня такая, эма, одни говорят «значит», другие – «эх ма», а я говорю «эма».
Виктору Михайловичу не нравилось всё: и еда, и обслуживание, и чехи, которые считали его завоевателем.
Он, большой человек весом 130 кг, еле передвигался по горам Карловых Вар.
Я ему пытался объяснить, что мы в шестьдесят восьмом году вошли сюда танками, они этого забыть не могут.
– Правильно вошли, – сказал он, – если бы мы тогда братскому ихнему народу не помогли, знаешь, что бы здесь было?
– Что?
– Капитализм, и нас с тобой сегодня здесь не было.
– Может, оно и хорошо? – сказал я.
– Что – хорошо?
– Чтобы нас здесь не было.
– Ну, это ты брось, – сказал он и опасливо посмотрел на меня.
Шел 1984 год, и кто его знает, кто здесь мог отдыхать.
А отдыхали здесь в те восьмидесятые годы восемьдесят процентов рабочих и крестьян и двадцать процентов интеллигенции. Причем многие рабочие и крестьяне просто изнывали от этого отдыха.
– Еда плохая, – говорил Виктор Михайлович.
– Диета, – возражал я.
– Да брось ты. Вот ты ко мне приедешь, пойдем на склад, возьмёшь, эма, что хошь, хошь баранину, хошь свинину, отнесёшь в столовую и тебе что хошь сделают.
– А лес у вас далеко?
– Да рядом.
– А рыбу половить можно?
– Два пруда с карпами.
– А на лошади можно покататься?
– Рысака купил на развод, катайся, сколько хочешь. У меня колхоз, эма, тридцать национальностей. Недавно 52 семьи немцев приехали из Казахстана, работящие, непьющие, я им дал по дому кирпичному двухэтажному. Ну, их, эма, конечно сразу возненавидели, фашистами зовут. Ну, я одну, которая фашистами их называла, выгнал из колхоза, теперь не называют.
Виктор Михайлович в Чехии просто извелся.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу