Михаил Айзенштадт-Железнов - Другая жизнь и берег дальний

Нет, мне определенно не суждено быть космонавтом. Освоение пространства не для меня. (Не говорите об этом советским вождям, но даже освоение целины — тоже не для меня).

Когда-то я, действительно, завидовал первым людям на Луне. Но это было в те годы невозвратного детства, когда я был отважен до самозабвения и никого на свете не боялся, кроме сына нашего дворника.

Тогда, в те блаженные годы, я мог предаваться необузданным мечтаниям о дерзком полете на Луну.

Вот я на Луне, мечтал я. Пробираюсь по узкой тропинке вглубь планеты через вьющиеся лианы, за которыми скрываются страшные дикие звери и еще более страшные обитатели Луны — лунатики. Лунатики следят за каждым моим шагом, но я этого даже не подозреваю и иду вперед — напролом. Да, я тогда был очень храбр!

Навстречу мне (продолжаю я мечтать) выходит вождь лунных лунатиков, старик по имени Седой Лунь. Его наружность трудно описать, но она ужасна. Не то крокодил, не то человек, не то мой учитель чистописания. Чудище.

Удивительно, однако, как отвага юного возраста постепенно испаряется. С каждым годом я становился все трусливее и трусливее.

Желание попасть на Луну, оказаться на ней первым человеком, у меня пропало полвека тому назад. Может быть даже раньше. Теперь у меня вообще никакой охоты нет попасть куда-нибудь первым. Меня вполне устраивает, когда я прихожу по назначению предпоследним. Я сказал бы даже, что быть предпоследним гораздо приятнее, чем быть первым. Предпоследних никто не замечает, и никакие лунатики на них не нападают.

Я, конечно, сторонник прогресса. И я считаю, что кому-нибудь следовало бы полететь в пространство. Но не мне. Я верю в горбуновскую истину, что от хорошей жизни не полетишь.

А мне живется неплохо. Что касается жителей Луны — и я в этом глубоко уверен — они нисколько по мне не тоскуют. Они не томятся в ожидании моего приезда к ним в гости! И я, со своей стороны, к ним не рвусь.

Полная взаимность!

Я глубоко несчастный человек.

Я не могу ужиться в современном обществе. Не могу идти в ногу с нашим веком. Наш век идет в одну сторону, я же тяну в другую.

Я лишний человек. Наглядное доказательство, что лишние люди не вывелись и в наше время.

У будущего моего биографа, если он действительно захочет написать мое жизнеописание, будет немало возни со мной. Интересных материалов обо мне он не найдет; их нет, ибо я в высшей степени неинтересный человек.

Никакому Достоевскому никогда бы не пришло в голову писать с меня портрет, сделать меня персонажем глубокого психологического романа.

Мне не везло с самого детства.

Мое детство было нормальное. Увы, слишком нормальное!

Для человека, хотящего, чтобы о нем когда-нибудь писали биографии, нормальное детство — непреодолимое препятствие.

Мои родители меня любили. Я любил своих родителей. Стыдно в этом признаться, но так оно и было. Отец меня никогда не порол.

В школе я учился очень хорошо. Учителя ко мне относились чутко и внимательно. Ни в одном классе я не оставался на второй год. В третьем классе я был первым учеником, в пятом классе — вторым.

С товарищами никогда не дрался. После того, как я отпраздновал пятнадцатый год своего рождения, я не попытался напиться вдрызг. Я окончил среднюю школу, не став курильщиком.

Сами видите, что детство мое было неважное. К жизни в двадцатом столетии оно меня не подготовило.

Юность была не лучше.

Рано в юности я влюбился в знаменитую тогда киноактрису Асту Нильсен. Но она, к сожалению, никакого понятия не имела о моей страсти к ней, а потому взаимностью на нее не отвечала. Я страдал, но не особенно сильно. Заочная любовь очень похожа на заочное обучение: ни заочная любовь, ни заочное обучение никакого видимого следа на человеке не оставляют.

Потом я влюбился в сестру одного из моих школьных товарищей, гимназистку. Она мне ответила взаимностью. Я совершенно забросил Асту Нильсен. Мы оба были очень счастливы. Я ей помогал решать алгебраические задачи и был на седьмом небе. Если бы небес было восемь, я был бы на восьмом небе.

Скверная юность!

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я уже успел прочитать все хранившиеся в нашем доме за семью замками запретные книги, которые мои родители пытались держать подальше от меня. Должен признаться, что некоторые из этих книг мне показались довольно скучными, и я никак не мог понять, почему родители их так тщательно от меня скрывали.

Все же я прочитал «Декамерон», «Санина», «Яму» и несколько романов Октава Мирбо не то о полудевах, не то о полудевственницах, вращающихся в полусвете.