Самуил Шатров - Нейлоновая шубка

— Сдадите мишку в зооцентр месяцем позже, только и делов, — сказал Лошатников.

— Месяц такой жизни! Медведь не протянет!

Некоторое время все шли молча.

Перед домом приезжих Лошатников встрепенулся и сказал, бодрясь:

— И все же выше голову, друзья! Я завел вас в Тимофеевку, я вас и выведу!

В эту же ночь Лошатников и Викторина Аркадьевна бежали из райцентра, бросив на произвол судьбы дикую бригаду и домашнего медведя.

Исчезновение Лошатникова внесло смятение в ряды ансамбля «Будем знакомы». Члены бригады растерялись. На мгновение все оцепенели. Затем последовала бурная реакция. Раздались вопли о мщении, угрозы и проклятия. Особенно неистовствовали близнецы-сатирики:

— Мы не оставим от него камня на камне! — вопил Жора.

— Мы его испепелим! — вторил Витольд.

— Он плохо кончит! — грозил Лаврушайтис.

Лишь чудо-богатырь Иван Бубнов малодушно хныкал:

— Что теперь с нами будет?

После шумных угроз и обличений снова наступили часы депрессии.

Близнецы-сатирики молча рылись в чемоданах, смекая, что бы продать. Лаврушайтис ходил по двору в обнимку с медведем и так вздыхал, что просто сердце разрывалось. Иван Бубнов, разувшись, сидел на койке и тупо осматривал сапоги: не стерлась ли подошва и не сдал ли ненароком литой резиновый каблук.

Вечером все собрались в столовой. Помимо членов бригады здесь сидел и пьяный Акундин. Стол эстрадников не был отягощен яствами. На жестяном подносе лежала связка баранок и несколько лепешек, рядом стоял вместительный, как бак, чайник.

Изредка со двора доносился голодный рев Тамерлана. Лаврушайтис вздрагивал и закрывал уши ладонями.

— Я этого не перенесу, — говорил он.

— А мы перенесем? — спрашивал Жора.

— Медведь ему дороже живого человека! — возмущался Витольд.

— Я есть хочу, — канючил богатырь. — Что для моего веса полкило лепешек?

— Надо работать, — посоветовал Жора.

— Я не отказываюсь. Дайте мне сцену!

— Мы не об этом, — пояснил Витольд. — Вы молодой, сильный, вы богатырь-самородок. Будь я на вашем месте, я поработал бы дней десять грузчиком и вывез всех нас отсюда.

— А почему бы вам не поработать? — заартачился богатырь.

— Мы не можем, — сказал Жора.

— Мы слабосильные, — поспешил вставить Витольд.

— Мы такие с детства…

— Если надумаете работать, — сказала буфетчица, — идите на кирпичный завод. Там грузчикам крепко платят…

— По-моему, лучше таскать кирпичи, чем бить их на груди, — сказал Жора.

— Труд облагораживает человека, — добавил Витольд.

Близнецов понесло:

— Без труда не выловишь и рыбки из пруда.

— Без труда нет и плода.

— Была бы охота — заладится всякая работа.

— Доброе начало — полдела откачало!

Богатырь-самородок отрицательно качал головой.

— Я — артист! — гордо сказал он. — Я поднимаю тяжести только на сцене.

Сатирики-близнецы поскучнели. С улицы донесся жалобный рев Тамерлана. Лаврушайтис съежился как от удара.

— А что, если продать медведя? — вдруг осенило Жору.

— Это идея! — немедленно поддержал Витольд.

— Продай, Лаврушайтис, медведя, — захныкал богатырь. — Будь, Лавруша, человеком, продай животное!

— Пожертвуйте медведем…

— Ради коллектива, — закончил мысль брата Витольд.

— А кто его купит? Кому он нужен? — отбивался Лаврушайтис.

— Мне нужен! — раздался чей-то голос.

Все оглянулись. Федя Акундин тяжело поднялся с места.

— Вот видишь, товарищу нужен медведь, — обрадовался Жора.

— А зачем он вам? — спросил дрессировщик.

— Какое тебе дело, человек покупает — и баста!

— Не вмешивайся в его личную жизнь, — сказал Витольд.

— Так я не могу, — грустно ответил Лаврушайтис. — Тамерлан прожил у меня много лет! Я кормил его из соски. Я не могу. Я должен знать, в чьи руки он попадет.

— Не будьте подозрительным, Лаврушайтис, — заступился Жора. — Перед вами рядовой житель Тимофеевки. Простой советский человек.

— Наш родной колхозник, — заверил Витольд.

— Он мастер высоких урожаев, — развил тему Жора.

— Знатный кукурузовод…

Близнецы вцепились в дрессировщика мертвой хваткой. Он долго отбивался, требуя, чтобы Акундин сказал, зачем ему понадобился медведь.