Самуил Шатров - Нейлоновая шубка

Накануне отъезда в Москву профессор Мотовилин купил жене шубку. Нейлоновую шубку цвета лунного серебра. Продавец зарубежного универмага сказал профессору, заворачивая покупку:

— Мосье! Ваша дама получит дивный подарок. Это поистине синтетическая вещь! Элегантные формы и линии манто сочетаются с нежнейшим цветом. Шубка легка, как пушинка, и горяча, словно доменная печь. Она согреет вашей даме не только душу, но и сердце.

— Шубы не согревают, — возразил профессор, любивший точность. — Они лишь сохраняют тепло человеческого тела. Так, по крайней мере, утверждает физика.

— О да! Вы правы, мосье! — поспешил согласиться продавец.

Он был хорошо воспитан. Он знал, что никогда не следует возражать покупателю, тем более когда товар продан.

Спустя шесть часов профессор был уже в Москве. Он вручил подарок жене. Увы! Первая примерка не принесла радости. Лунное серебро висело на миниатюрной Нине Михайловне, словно маскировочный балахон на огородном чучеле.

— Какой просчет! — искренне огорчился профессор.

Мотовилин славился среди коллег-хирургов непревзойденной точностью руки и глаза. Его хирургический нож не ошибался и на десятые доли сантиметра. А тут профессор дал маху минимум на два размера.

— Как же меня угораздило! — сказал Мотовилин. — Мне казалось, что ты значительно выше.

Жена Мотовилина легко перенесла удар. Вещи не составляли единственного смысла ее жизни. Она сказала:

— Стоит ли огорчаться, Егорушка? Право, это пустяки. У моего драпового пальто вполне приличный вид. К тому же я привыкаю к старым вещам. Мне трудно с ними расставаться.

— Запамятовать рост, размер талии и объем грудной клетки собственной жены! Нет, в этом есть что-то склеротическое.

— Ты и в дни молодости этого не знал, — мягко напомнила супруга. — И поверь, я не сетую. Мужчине не пристало возиться с тряпками. Я не люблю тряпичников.

— Моя жена — святая и достойная женщина! — воскликнул профессор. То было любимое изречение Леонара Менетрие, владельца харчевни «Королева гусиные лапы». Профессор почитал Анатоля Франса и часто повторял вслух мысли и афоризмы его героев.

В ближайшее воскресенье чета Мотовилиных отнесла нейлоновую шубку в комиссионный магазин. В тот день за фанерной перегородкой с табличкой:

Прием на комиссию вещей

дежурили двое: низкорослый молодой человек лет тридцати в пушистом вязаном жилете и пышнотелая брюнетка, чьи роскошные формы с трудом вмещались в черное муаровое платье строгого покроя. Платье угрожающе потрескивало, когда его хозяйка протягивала руку за вещью, которая, кстати, согласно правил, не должна быть слишком старой, поношенной, грязной, заплатанной, лицованной или побывавшей в чистке.

Молодой человек, известный в широких деловых кругах «Скупторга» под кличкой «Веня-музыкант», небрежно принял шубку и бросил ее на широкий дубовый прилавок, до блеска отполированный вещами. На лице оценщика появилось брезгливо-скучающее выражение. Оно как бы говорило: «Вот опять люди заставили меня возиться с каким-то тряпьем. Тошно!»

Беглый осмотр искусственного меха не принес оценщику морального облегчения. Он вздохнул и подбросил шубку. Описав в воздухе мертвую петлю, она плавно опустилась на прилавок подкладкой кверху. Вениамин Павлович взял хирургический скальпель, подпорол подкладку и заглянул вовнутрь.

— Что ж, можно принять, — вяло сказал он, свернул рулоном шубку и затолкал под прилавок, словно это был кусок мешковины.

— Пишите, Матильда Семеновна.

Брюнетка потянулась за квитанционной книжкой, и ее платье затрещало, будто материю испытывали на разрыв.