Самуил Шатров - Нейлоновая шубка

— Постойте! Корж? Я знаю его! — воскликнула Инга Федоровна. — Он хотел купить в Москве такую шубку!

— Тогда не будем медлить! Трубите большой торговый поход!

У Афанасия Коржа была хорошая память на лица. Он сразу узнал Ингу Федоровну.

«Только этой придурковатой дамочки-трясогузки здесь не хватает, — подумал свиновод. — Видать, командированная. Приехала цифры собирать».

— Вы, часом, не на ферму? — спросил Корж.

— Свиньи ее интересуют лишь после кулинарной обработки, — пошутил Илюша, прижимая к груди нейлоновую шубку, завернутую в газету. — Мы в данный момент по торговой части.

— Работаете от разъездной лавки или универмага на колесах? Как у нас пишут в газетах, магазин пришел в дом?

— Мы не от магазина. Мы от себя, — пояснил Самарский.

— Частная торговая самодеятельность?

— Что-то в этом роде.

— Тогда, извините, придется искать другого покупателя.

— Такой вы принципиальный?

— Такой я принципиальный.

— Так вы же не знаете, что мы предлагаем.

— Из-под полы не покупаю. Мне магазинов хватает.

— Илюша, разверни газету! — попросила Инга Федоровна.

Солист-гитарист выхватил из газеты шубку.

— Узнаете? — спросила Инга Федоровна.

— Та самая! — подтвердил Корж.

— Вот мы ее и продаем.

— Не по плечу пришлась?

— Разве такая вещь может прийтись не по плечу? — сказала Инга Федоровна.

— А в чем же дело?

— Обстоятельства вынуждают, — объяснил Илюша.

— Какие это обстоятельства?

— Сложные…

— Я с рук не покупаю, — повторил Корж.

Сколько Инга Федоровна ни убеждала, что лучшего подарка для жены Корж не найдет, что нельзя упускать такой случай, сколько Илюша ни клялся, что он не спекулянт, свиновод оставался непреклонным.

— Жалко, — сказал на прощание солист-гитарист, — что мы не убедили вас. Не хотелось бы продать эту шубку какому-нибудь иностранному индивидууму.

— Какому индивидууму? — насторожился Корж.

— Тут один иностранец бродит. Корреспондент из ФРГ. Спрашивал, нет ли чего продать, иконок, золотишка.

— И вы к нему пойдете?

— А муки голода?

«Такой прохвост не постесняется, — подумал Корж. — Ах, чертов пережиток! Он пойдет. А потом корреспондент раззвонит по всему свету, что в колхозе-миллионере колхозники с голодухи продают носильные вещи!»

— Я покупаю! — сказал Корж.

— Все же не выдержала душа поэта! — ухмыльнулся Илюша. — Я так и знал, что вы деловой человек!

На улице Самарский, давясь от смеха, оказал Инге Федоровне:

— Кажется, я неплохой психолог! Видели, как наш знатный свиновод клюнул на приманку?

— Вы разве не пошли бы к иностранцу?

— За кого вы, детка, меня принимаете? Что я, фарцовщик? Ай-ай, дорогая! Илюша может продать залежавшийся эстрадный номер, но не свою совесть!

Федя проснулся от свирепой головной боли. В голове стоял какой-то индустриальный гул. Во рту было паршиво, будто туда спустили сточные воды. Отравленный перцовкой и дубняком, организм тимофеевского бизнесмена требовал огуречного рассола. Но после смерти Фроси никто не готовил ему этого эликсира алкоголиков.

Мотая кудлато-плешивой головой, Акундин сполз с постели. Он вышел во двор. Было холодное утро. Пахло навозом и давно немытым медведем. Из сарайчика донесся хриплый рев.

«Это еще что за хреновина?» — удивился Федя.

Рев повторился. Акундин открыл сарайчик. Из полумрака возникла фигура Тамерлана. Он стоял, вытянув лапы в классической позе всех ресторанных и гостиничных медведей, которых завхозы помещают обычно в вестибюлях перед лестничными маршами.

— Ты живой? — спросил Федя, все еще не веря своим глазам.

В ответ медведь рявкнул.

«Охмурили, гады! — с тоской подумал Акундин, силясь вспомнить, сколько же он отвалил за эту зверюгу. — Охмурили пьяного человека!»

От медвежьего духа новая волна тошноты подкатила к горлу Феди. Он выскочил из сарайчика.

Полдня Федя размышлял над тем, что ему делать со свалившимся на голову медведем. Продать? Никто не купит. Кормить? Колхозники засмеют. Выпустить на волю? Еще наделает бед. Акундин заскрипел зубами. От тяжких дум у него еще сильнее разболелась голова. «Надо опохмелиться!» — решил он.